В центре шумной пестрой компании стояли две девушки. Вокруг них вертелись франтоватые юноши и солидные мужчины в мундирах и фраках, но было видно, что дамы здесь одни, без сопровождения. Одна из девушек, блондинка, обернулась, и любопытный взгляд ее, скользнув по уже знакомым ей драгунским офицерам, пробиравшимся к ней сквозь толпу гостей, уперся в Азаревича.

Она улыбнулась.

Шипов махнул ей рукой и ускорил шаг.

– Пойдемте быстрее, – проговорил Полутов, – иначе Шипов всех просто распугает!

Азаревич, едва поспевая на плохо слушающихся ногах за ловким Полутовым, проскальзывавшим сквозь разодетую в пух и прах публику, чуть не опрокинул протискивавшегося ему навстречу слугу, несшего поднос со сластями. Пуговицы его мундира то и дело норовили зацепиться за кружевные оборки дамских платьев, а натертый воском пол предательски скользил под сапогами.

Наконец они достигли цели.

– Здравствуйте, Наталья Николаевна!

Хрупкая шатенка, до того стоявшая к Азаревичу спиной, вдруг вздрогнула и обернулась.

– Простите, я испугал вас? Зачем же так волноваться? – любезно спросил Полутов. – Я полагал, что вам выступать уже привычно…

– Добрый вечер, Матвей Васильевич! Что вы! Просто вы так неожиданно появились! Только и всего… Однако Порфирий Иванович куда-то пропал, а без него все идет вразброд…

– Это антрепренер театральной труппы, – негромко проговорил Полутов Азаревичу. – Талантлив, но скуп донельзя! Так что не ждите здесь управляющего балом! Нет, он всем будет руководить сам. И вести вечер тоже будет сам. Но я и правда его не вижу. Ищет, наверное, Загорецкого!

– Кого, простите?

– О, господин Загорецкий – поистине лучший тенор по эту сторону Амура! Неподражаем в своем исполнении известных арий, особенно в местных трактирах. Да, прошу прощения, – Полутов обратился к собеседницам, – я не представил вам нашего нового приятеля! Позвольте же исправиться и рекомендовать: Петр Александрович Азаревич. Прибыл в наш полк чуть менее недели назад и до крайности интересуется театром. Дамы, считаю своим долгом сообщить, что Петр Александрович совсем недавно выражал чрезвычайную заинтересованность вашим талантом, красотой, грацией и обаянием!

В голосе поручика будто проскользнула с трудом скрываемая неприязнь.

«Ревнует?» – Азаревич взглянул на Полутова.

Тот в ответ улыбнулся так же открыто, как и всегда, и представил воролову девушек:

– Наталья Николаевна Стрепетова и Екатерина Павловна Славина – яркие, ярые и преданные служительницы Мельпомены!

Воролов поклонился дамам:

– Екатерина Павловна, сочетание ваших имени и фамилии напоминает мне об одном прекрасном городе на Днепре.

– И это замечательно, Петр Александрович, что вы тоже услышали в них музыку моих родных мест. Боже, как давно я уже не была дома…

К ним размашистой походкой подскочил уже чуть хмельной Шипов.

– Азаревич, разделяю ваше восхищение! Эти девушки – величайшие актрисы и музы этого города, прекраснейшие жемчужины… – он попытался поймать для поцелуя руку Славиной, но та со смехом изящно увернулась, заслонившись раскрытым веером.

– Ну вот, Екатерина Павловна уже смеется. Скажите, Наталья Николаевна, ну разве я не прав?

– Иван Дмитриевич, скажите, вы не видели Порфирия Ивановича? – не ответила на его вопрос девушка, ища кого-то в толпе глазами.

– Не волнуйтесь, пожалуйста! Да куда же он денется? Занят, видно! Но появится он непременно: сегодня же его вечер!

Веселая компания поклонников, окружавшая актрис, почтительно расступилась для того, чтобы пропустить невысокого коренастого круглолицего бородача в черном костюме, жилете и белой сорочке, украшенной на шее широкой алой лентой. На ленте тяжело покачивалась золотая медаль. Он едва кивнул присутствовавшим мужчинам, а затем, склонив голову, покрытую седыми жесткими волосами, по очереди поцеловал руки обеим актрисам, приняв их широкой, как лопата, кистью с короткими толстыми пальцами.

– Приветствую вас, несравненная Наталья Николаевна! Здравствуйте, прелестная Екатерина Павловна!

Девушки в ответ склонились в грациозном поклоне.

Вдруг из-за спин окружающих выскочил взволнованный антрепренер.

– Здравствуйте, Осип Харитонович! Как мы вам рады! – он подобострастно затряс в рукопожатии небрежно протянутую ему ладонь.

– Особенный сегодня день, не правда ли, Порфирий Иванович? Единственный концерт перед премьерой! А к ней и театр уже готов. Новый, чистый – еще краской пахнет. Игрушка! Залюбуешься! Хороший театр, добротный! Немало трудов и хлопот стоил он многим из нас, немало. Ну да ничего! Ведь все для общества, так сказать, все для искусства. Ведь верно же?

– Конечно, Осип Харитонович, конечно! Храни вас бог за ваше благодетельство, за ваше покровительство!

– Ну полно, полно! Неужто мы в стороне останемся, коли общество просит о вспомоществовании…

Это был купец Мануйлов, местный торговый и промышленный воротила. Воролов слышал о нем от все того же штабс-ротмистра. Богатств изрядных, влиятелен – говорят, с самим городским головой в тесных отношениях, «на короткой ноге». Подобная дружба давала ему возможность в делах своих довольно далеко отступать от буквы закона, причем всегда безнаказанно и без заметного ущерба для его предпринимательства. Расследование любых выявленных полицией инцидентов с участием его компаний никогда не получало хода: дело в лучшем случае просто клалось под сукно, в худшем – неосмотрительно заметивших недоброе полицейских ждало взыскание по службе. С теми, от кого зависел – с властями или с компаньонами, – Мануйлов, как говорили, был дипломатичен, но хитер, с конкурентами же и подчиненными – тверд и даже жесток.

После недолгой беседы, состоявшей из взаимных любезностей и заверений в искренней преданности, купец покинул актрис. Азаревич проводил его долгим взглядом. Он видел, как присутствующие приветствовали купца, кланялись ему и почтительно улыбались. Тот шел через залу неспешной уверенной походкой, словно все и вся вокруг принадлежали ему.

В глубине залы, в стороне от гостей, в нише, прислонившись к резной колонне, его ждал Келлер. Азаревич видел, как Мануйлов подошел к немцу, и тот, посматривая по сторонам, что-то спешно сообщил ему. Купец кивнул, ответил парой слов, которых, конечно же, было не разобрать из-за стоявшего в зале шума, а потом, все так же не торопясь, отошел, дабы приветствовать только что прибывшего сюда городского голову со своими приближеными.

«Что за дела могут быть у обычного поручика кавалерии с местным крупным дельцом? – подумалось Азаревичу. – Вот еще новости!»

Его размышления были прерваны неожиданно поднявшимся в зале шумом. Двери в залу распахнулись, пропустив внутрь сияющего поручика Федорова в парадном мундире, вслед за которым трое низших чинов несли пару сложенных мольбертов и два больших прямоугольных свертка.

Порфирий Иванович поспешно выскочил в центр залы навстречу неожиданным визитерам.

– Дамы и господа! Уважаемая публика! – обратился он к гостям. – Прошу секундочку вашего внимания! По случаю сегодняшнего концерта и в ожидании события еще более знаменательного – скорой премьеры выдающейся оперы в нашем славном городе – наш хороший друг и ценитель искусства, поручик