Шрифт:
Закладка:
— Отличный тост, — поддерживает Вера. Женщины чокаются, выпивают. Я задумчиво размышляю. — Как думаешь, простит? — следующий Верин вопрос резко выдергивает меня из невесёлых мыслей.
— Конечно. Пострадает, поплачет и простит. Сашка — добрая душа. Жалостливая, отходчивая, — пожав плечами, мама смотрит на закрытую дверь.
— Ну и дура, — фыркает Кристина. — Бежать надо, пока общих детей нет. Такие не меняются. Лика, тебе ли не знать!
— Сложно всё, Крис, — устало выдыхает мама. — Уходить в пустоту при налаженном быте всегда непросто. Да и лет потраченных никто не вернет. Привычка опять же. Общие воспоминания о первых счастливых годах. Думаешь, я не ухожу, потому что козла своего безумно люблю? Нет. Мне себя жалко.
— Это банальный страх и неуверенность. А счастье смелых любит, Анжел.
— Вот будет своя семья — поймешь.
Блядь, ну и чушь! Не выдержав, я поднимаюсь со стула и, прихватив плед, иду на террасу.
— Ты куда? — бросает вслед мама.
— Сейчас вернусь, — отвечаю не оглядываясь.
Открыв дверь, уверенно захожу в промерзшее помещение. В два шага оказываюсь возле стоящей ко мне спиной Снегурки и накидываю шерстяной плед на ее трясущиеся плечи. Она дергается, резко оборачиваясь. В глазах слезы, телефона в руках нет. Если этот злоебучий мудак Олег и звонил, то разговор давно закончился и, судя по ее убитому лицу, не на самой приятной ноте.
— Вроде взрослая, а совсем без головы. Простудиться хочешь? — мягко говорю я, плотнее укутывая в теплый плед. — Забей, малыш. Никто не стоит твоих слез.
— Выйди сейчас же, — цедит сквозь стучащие зубы, бросая мне за спину нервный взгляд. Совсем заледенела моя Снегурка. Отогревать надо, но нельзя. Мы тут как на ладони, а у мамы с логическим мышлением полный порядок.
— Минуту потерпи, я сказать кое-что хочу, — убираю руки в карманы и отступаю на шаг.
— Мне неинтересно, Максим. Я просила тебя не приходить.
— Я матери обещал, — достав из кармана смятую пачку, прикуриваю последнюю сигарету.
— Мне только не заливай! Лику сколько угодно можешь дурить, а я тебя насквозь вижу, — сжимая на груди края пледа, она прислоняется к наружной стеклянной стене, максимально увеличивая расстояние между нами.
— Колючая ты, Саша, — качнув головой, затягиваюсь я.
— Вот и подумай, зачем тебе такой горький и колючий кактус, когда толпа девочек-ромашек вокруг.
— Ты не горькая, — ухмыляюсь я, нагло уставившись на ее губы. Она нервно проводит по ним языком и отворачивается. — Замороченная, да. Но это исправимо.
— Езжай к друзьям, Макс. Новый год надо встречать с теми, с кем планируешь его провести. Тут ты приключений на одну ночь не найдешь.
— Я останусь, — склонив голову, выпускаю в воздух облако сизого дыма. — Ночью дверь не запирай. Приду к тебе.
— Ты совсем больной? — вспыхивает Саша, изумленно взглянув мне в лицо. — Не смей! Понял меня?
— Не шуми. Внимание привлекаешь, — раздвигаю губы в непринужденной улыбке. — Я не за тем, что ты подумала. Подарок тебе купил. Тут не подаришь, а на второе свидание ты вряд ли согласишься.
— Вот кто тебя просил? Не нужны мне никакие подарки.
— А я хочу, — улыбаюсь шире и, развернувшись, открываю дверь. — Пошли, Саш. Самое время загадывать желания.
Александра
Момент, когда часы бьют ровно двенадцать раз, всегда ощущается как волшебный мост между прошлым и будущим.
«В новом году все наконец-то будет иначе», — каждый раз думаем мы, но не у многих получается воплотить это «иначе» в жизнь.
И впервые за долгое время я не загадываю желание, не мечтаю о будущем, не витаю в своих собственных иллюзиях и далеких планах. Впервые за долгое время я нахожусь в моменте и даже испытываю некую благодарность судьбе за то, что все сложилось так, как сложилось.
Обычно Олег целует меня под бой курантов — будь то вечеринка в кругу его деловых партнеров, наших друзей, в кругу семьи или даже в отпуске на Мальдивах. Последние двенадцать лет мы с Олегом неминуемо проходили этот рубеж вместе, несмотря ни на что… несмотря на то, что я многое терпела в наших отношениях, прощала ему холодность и невнимательность. Как бы мы ни разругались тридцатого декабря, в новогоднюю ночь мы мирились, разыгрывали идеальную семью. Но правда в том, что я устала быть частью «идеальной семьи» только по праздникам.
Точка невозврата пройдена.
И в этот Новый год я лишь благодарю судьбу за то, что сейчас как никогда близка к решению все изменить. Я ненавидела две тысячи двадцать третий за такое нелегкое испытание, что свалилось на мои плечи. Но сейчас пазл в моей душе складывается, и я отчетливо понимаю, почему этот год не дал нам с Олегом ребенка. Возможно, Бог не хотел, чтобы малыш появился в семье, где родители утратили эмоциональную связь друг с другом.
Осталась лишь привычка и прекрасные воспоминания о том, как сильно мы любили друг друга когда-то. И я перестала довольствоваться только воспоминаниями, этого мне недостаточно.
Максим мягко приобнимает меня за талию в дружеском жесте, пока Анжела не видит. Я бросаю на него осуждающий взгляд, но скользящее движение его руки по моей фигуре становится только увереннее и горячее. В его жесте так много собственничества и мужской силы, что у меня ноги подкашиваются от возбуждения.
Звуки взрывающихся фейерверков и безудержное веселье за окнами смешиваются с песнями, заливистым смехом девчонок и совершенно банальными, но такими теплыми тостами. Мы вместе поднимаем бокалы с шампанским, и кажется, Анжела не замечает искр, что витают между нами с Максимом куда мощнее чем те, что стреляют из грохочущих петард.
Дружеские поцелуи, теплые объятия, душевные поздравления делают эту ночь и правда особенной. Все звонят своим друзьям и родным, а у меня сердце щемит от мысли, что моим родителям мне уже никогда не дозвониться.
У меня даже возникает горячее и мгновенное желание немедленно уединиться с Максимом. Но в тот самый момент, когда я хочу предложить ему прогуляться, замечаю, как он быстро отвечает на чье-то сообщение, нервно постукивая по клавишам.
— Простите, леди. Вынужден вас ненадолго покинуть.
— Что? Ты куда? — тихо интересуюсь я, пытаясь прочитать ответ по его лицу.
— Не ревнуй, я скоро вернусь, — подмигивает мне Максим и, наспех попрощавшись с мамой, оставляет нас в женской компании. К счастью, он говорит достаточно тихо, и Анжела слишком пьяна, чтобы расслышать хоть слово.
На душе кошки скребут, я невольно начинаю накручивать себя мыслями о том, что у Максима нашлись дела