Поднявшись, оделась в обнаруженную в кресле футболку парня, сходила в свою комнату за трусиками, а потом направилась на кухню. Раздвинув шторы, полюбовалась ярким летним днем за окном, начавшим наливаться жарой, открыла раму, чтобы впустить внутрь чириканье воробьев, немного свежести, пахнувшей спеченной городской пылью и зеленью. Внутри бурлила энергия, все дурное точно осталось во вчерашнем дне, до близости с Лексом, а сейчас хотелось жить, творить и что-то делать.

Успела приготовить фруктовый салат и поставить в духовку песочные кольца с орехами, когда Романов появился на кухне.

— Будешь кофе? — усмехнулась я, млея от вида парня. Взлохмаченная шевелюра, темные от щетины щеки, сцеженный в кулак зевок. Почесал грудь. На нем были лишь боксеры, и я с удовольствием пробежалась по этому великолепному телу взглядом, ощущая, что снова начинаю возбуждаться.

— С добрым утром, — ответил он, поймав меня у холодильника. Развернул к себе и, стиснув талию, жадно поцеловал.

Несколько минут мы не могли оторваться друг от друга. Желание быстро вытеснило разум, заставив позабыть о том, где я, что в турку надо бы засыпать кофе, а в духовке находится десерт. Огладила его ягодицы и, запустив руку под резинку боксеров, обхватила восхитительно твердую плоть. Мы одновременно простонали.

— Потом. Нам надо поговорить, — выдохнул он, останавливая мою руку. Боднул мой нос своим, выпрямился.

— О чем поговорить? — я игриво обвела его ключицы кончиками пальцев, поцеловала в шею.

До чего же он все-таки потрясающий… И зачем так долго ограничивала себя лишь дружбой с ним?

— Рина, — Романов обхватил мои плечи, нахмурился, призывая к порядку, заставляя сосредоточиться.

— Ладно.

Пожав плечами, отошла от него и занялась кофе.

— И что ты считаешь нужным обсудить? — поинтересовалась, зажигая газ. — Только не говори, что эту ночь.

— Ее.

Я напряглась.

— Тебе не понравилось?

— Понравилось. Очень. Не могу не думать об этом, хочу повторять. Риш, давай определимся…

— Мы уже определились, Лекс, — я заскрипела зубами, уставившись в коричневую глубь турки в ожидании, когда жидкость закипит. — Тебе понравилось, мне тоже понравилось. В чем проблема? Что нужно еще обсуждать? Позы? Количество раз?

— Не знаю, — он разозлился. — Может, серьезность намерений?

Я потерла лоб. Между нами назревала непонятная ссора, и не могла уловить ее корни. А ведь утро так здорово начиналось, воистину, слова и разум, привычка все как-то обозначать — вселенское зло.

— Это просто секс, — выдохнула, наблюдая за начавшимися подниматься мелкими пузырьками.

— Давай встречаться.

Поперхнувшись воздухом, я рассмеялась:

— Романов, мы много лет дружим, а теперь живем вместе. К списку добавилась и постель, в которой нам обоим хорошо. Давай просто жить, просто продолжать и не навешивать никаких ярлыков на все то, что между нами происходит. Оставим все так, как есть, и не станем перетирать этому кости. Идет?

Он молчал, затих. Чувствовала затылком его пронзительный взгляд. За это время успела выключить газ и осторожно сцедить для него кофе. Поставила кружку на стол перед ним.

— Если тебе так легче, то идет, — наконец произнес, взглянув мне в лицо.

В серых глазах — непривычная жесткость, захотелось убрать ее. Наклонившись, отвела волосы с его лба, поправила торчавшие пряди и с нежностью поцеловала, погладив колючие щеки.

— Все будет хорошо, не надо нам ничего обсуждать, — прошептала в его губы.

Лекс дернул меня за бедра, усадив на свои колени, и мы продолжили страстно целоваться, пока ставший интенсивным запах выпечки не отвлек меня.

***

— Какие у тебя планы? Помочь с поиском работы? — спросил Романов, вручив мне все еще прохладную бутылку минералки, поцеловал в плечо.

После завтрака и совместного душа (со всеми вытекающими, хотя и было тесно, зато это еще больше распаляло) Лекс предложил поехать искупаться на озера. Мне не хотелось, понимала: наши местные пляжи весьма и весьма далеки от красот и комфорта испанских курортов. Согласилась только ради Романова. В конце концов, его близость и компания сотрут все неприятные впечатления.

Что ж, мне и правда не понравилось. И не пожалела, что нет купальника (пришлось надеть топ без лямок и шортики), лезть в эту воду желания не было. Зато Лекс устроил грандиозный заплыв, заставив переживать за него, а вернувшись, начал потрошить собранную нами сумку с напитками и едой.

— Я даже не знаю…. — ответила, вглядываясь в даль.

Хотя на что тут смотреть? Плоскую водную гладь, зелень, наводящую уныние, подчеркивающую скучный равнинный пейзаж да белеющие на другом берегу многоэтажки — уродливый и инородный элемент среди а ля дикой природы.

Но Лекса все устраивало, и его приподнятое настроение, широкая яркая улыбка, отражавшаяся и в глазах, исподволь передавались и мне.

— Ясно пока одно: продавцом-консультантом я больше быть не хочу, — заявила, покачав головой. — До сих пор не понимаю, как можно гробиться на работе по девять-двенадцать часов в день и быть довольным своей жизнью? Это ж мрак.

— Ну знаешь, — протянул он, расправившись с бутербродом, — наши родители так жили, и были даже счастливы.

Меня передернуло. Вспомнила своих родителей, домашнее хозяйство, сестру, которая всего-то на два года старше, но уже сейчас выглядела на все сорок: неухоженная, опустившаяся, погребенная под заботами о трех детях, муже, птице и свиньях.

— Тут секрет прост, — объяснил Романов, настойчиво протягивая мне бутерброд. Пришлось взять его, но ветчину и сыр отдать парню, оставив лишь огурец. — Если найти дело по душе, то рабством это перестанет восприниматься.

— Вот только не говори, что менеджер отдела — это дело твоей души, — хохотнула я.

— Не скажу, — улыбнулся лукаво, теплые серые глаза сияли, глядя в мои. — Но у меня другой секрет.

— Какой?

— Немного философский. Я работаю, чтобы потом, вернувшись домой, как следует отдыхать. Быть собой, играть любимое, смотреть видео и фильмы, куда-нибудь выходить с тобой…

— А в последние месяцы, с тех пор как ты перебралась ко мне, приятностей только прибавилось. Не представляешь, как я счастлив, — прошептал, придвинувшись ближе,