Уговариваю себя, что здесь ненадолго. Нужно всего лишь пережить обед, и я снова окажусь в столь привычной для меня облезлой многоквартирке с видом на заброшенный пруд.

— Давид, проводи девушку в уборную, мы ждём вас в гостиной, — ледяным голосом, но всё с той же улыбкой произносит женщина, а у меня от слова «девушка» мурашки побежали по коже. Очевидно, что я ей не понравилась.

А, собственно, почему я должна ей нравиться? Точнее — почему я должна переживать по этому поводу? Я не невеста и даже не девушка Давида. Так, случайная знакомая… От этой мысли стало легче, но грустнее.

— Давид, как зовут твоих родителей? — спросила сразу, как только вышла из ванной, где вымыла руки и ополоснула пылающее лицо.

— Мама — Мариам Генриховна, папа — Ашот Самвелович, — мама дорогая! Как я всё это запомню, если даже произнести непривычные сочетания слов не смогу с первого раза… — Но ты можешь называть их просто — дядя Самвел и тётя Мариам, — видимо, заметив ужас на моем лице, быстро добавил Давид. — Есть еще бабушка Арминэ. Её уж точно не стоит называть по отчеству, а то она может обидеться.

Давид смотрит так тепло и добродушно, что я тут же прощаю ему и то, что он привез меня сюда, и то, что мне придется находиться тут как рыбке в аквариуме — под надзором нескольких незнакомых глаз какое-то время.

Снова пройдя по тому же холлу, мы через широкую арку попадаем в ту самую гостиную, о которой говорила Мариам… Как же её отчество? Ай, ладно — тетя так тетя.

Это комната выглядит значительно уютнее. Посередине стоит большой овальный стол, накрытый как на какой-то праздник, за которым сидит несколько женщин и один мужчина во главе стола. Давид приветствует всех присутствующих, я же лишь мычу что-то и несмело киваю. Блин, я понятия не имею, как вести себя здесь!

— Асья, познакомься, это мой папа…

— Дядя Ашот, — перебивает его мужчина и, вставая, протягивает мне руку, при этом очень добродушно улыбаясь. Вот, от кого Давид получил такую красивую улыбку. — Добро пожаловать, Асенька, — мягко пожимает мою ладонь двумя руками, а затем указывает на свободное место за столом. — Садись, Давид, я сам представлю всех. Это тетя Давида и моя сестра — Анаит, — мужчина указывает на очень милую женщину лет тридцати — тридцати пяти, которая сидит слева от него. — Это моя младшая дочь Лали, — улыбчивая девчонка примерно моего возраста кивает мне и машет рукой, словно я могу её перепутать с кем-то. — А это моя мама и бабушка Давида — Арминэ Гагиковна.

— Только попробуйте еще раз назвать меня по отчеству! — с поддельной строгостью обрывает его сухонькая старушка, сидящая так же, как и отец, в торце стола, только с противоположной стороны. — Я — бабушка Арминэ! И горжусь этим! Поэтому не смейте отбирать у меня это звание, — далее следует та же обезоруживающая улыбка, которая присутствует почти у всех членов этой семьи.

— А это моя старшая дочь — Каринэ, — звучит новое представление, которое заставляет меня опешить — за столом ведь больше никого нет!

Оборачиваюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд и каменное лицо вошедшей девушки. Она выглядит не моложе своей тети, но, мне кажется, что эта строгость и надменность прибавляют ей возраст. Одета она как какая-то затворница, или монашка, как обычно называют такой стиль. Юбка в пол, блузка с длинными рукавами, застегнутая на все пуговицы и та же прическа, что и у мамы Давида. Кажется, с её появлением в гостиной повеяло могильным холодом.

— Приятного аппетита, — произнесла она стальным голосом и, не глядя даже в мою сторону, села на своё место рядом с матерью.

На некоторое время воцарилась тишина.

— Присаживайтесь дети, — подает голос бабушка Арминэ.

Начинается обед, который ничем не отличается от того, к которому я привыкла — люди также свободно общаются, обсуждают какие-то дела, события. Я стараюсь «не отсвечивать», делая вид, будто очень увлечена едой, хотя то и дело чувствую на себе взгляды сидящих за столом, отчего аппетита не прибавляется, от слова совсем.

— Асья, — вдруг обращается ко мне мама Давида, — как вам армянская кухня? — спросила вроде бы без подвоха. По крайней мере, прозвучало так, будто он просто был формальностью.

— Мне очень понравились блюда, которыми меня угощал Давид, спасибо вам за них, — говорю, проглотив большой кусок мяса, который, как назло был у меня во рту, когда Мариам решила ко мне обратиться.

— Я очень рада, что вам понравилось. А вы любите готовить? — ну вот, похоже, в этом и был подвох первого вопроса.

— Ну… я… — как же так ответить, чтобы не опозориться окончательно?.. — Я не то, чтобы не люблю… Просто редко этим занимаюсь. Моя бабушка…

— Так значит, вы к своим годам, — обрывает меня женщина, — кстати, сколько вам?

— Восемнадцать, — отвечаю смело. Бабушка всё время твердит, что рано мне еще у плиты стоять, успею еще…

— Восемнадцать лет, и вы не готовите? — уничижительно глядя на меня, произносит женщина.

— Мари, — вмешивается в разговор отец семейства, — восемнадцать — это не двадцать восемь, научится, когда время придёт.

— Мариам, вспомни себя в восемнадцать, — подает голос бабушка. — Ты же умела только омлет готовить и чай заваривать.

— Мама Арминэ, — недовольно отзывается Мариам, — вы знаете, почему я не умела готовить к своим годам. Зачем сейчас об этом? Мои дочери готовят с двенадцати лет, и я считаю правильным воспитывать хозяйственность в девочках с раннего возраста.

— Я тоже умею чай заваривать, — зачем-то встреваю я в их перепалку. В ответ на мою фразу все затихают и поворачиваются ко мне, перестав жевать. — И омлет… — добавляю шепотом уже в полной тишине.

Ну зачем я только влезла!? Тетя Мариам вспыхнула и, подскочив со стула, куда-то унеслась. А в полной тишине укором мне прозвучало надменное покашливание старшей сестры Давида. За весь обед она не произнесла ни слова и ни разу не взглянула в мою сторону.

— Мама, наверное, чайник пошла поставить, — звонко воскликнула младшая сестра, чьё имя вылетело из головы. — Пойду помогу ей.

— Лали, принеси угощения, которое мы сделали с тобой, — обращаясь к девочке, говорит бабушка Арминэ.

— Асья, — шепчет мне Давид, когда за столом снова возобновляется непринужденная беседа, — не обижайся на маму, у неё было плохое детство, поэтому она так отреагировала.

От того, что Давид наклонился ко мне так близко, я вдохнула аромат его парфюма, и мне стало спокойнее. Может там ингредиенты в составе какие-то успокаивающие?

— Прости, что говорю не подумав, — решаю