Шрифт:
Закладка:
– Мне так жаль, Джульетта. Мне очень жаль.
Джульетта упала в объятия матери и плакала, пока не почувствовала себя полностью опустошенной.
– Спасибо, мама, – она потянулась через стол за бумажной салфеткой и высморкалась.
– Дорогая, используй платок, – сказала Лиза. Она переставила коробку с платками с небольшого столика на обеденный стол. – Платок намного мягче. Эта салфетка сотрет тебе кожу.
Джульетта расхохоталась.
– О, мама, ты всегда такая мама!
Лиза вернулась на свое место.
– Что есть, то есть.
– Спасибо тебе, – Джульетта вытерла глаза и села прямо. – Извини, что я такая жалкая. Наверное, я думала, что приеду домой и буду спать в своей постели и целыми днями смотреть телевизор в фланелевой пижаме, завернувшись в одеяло на диване.
Лиза улыбнулась.
– А я буду приносить тебе горячие бутерброды с сыром и варить большую кастрюлю овощного супа.
– Да. Это тоже.
– Это сделать я точно смогу, но телевизор, наверное, тебе лучше смотреть у меня в комнате. С тех пор, как ты была здесь в последний раз, я купила широкоэкранный. На первом этаже будут громыхать молотки, пилы и музыка.
– Пожалуй, тогда я буду в своей комнате. Я могу смотреть что-то на своем компьютере.
– Думаю, нам пора спать. У нас обеих был долгий день. Сон – великий целитель.
Джульетта и ее мать принялись за успокаивающую рутину, которой занимались многие годы. Дважды проверить переднюю и заднюю двери. Выключить весь свет, кроме маленького ночника на кухне. Подняться наверх в свои комнаты, пожелать друг другу спокойной ночи.
У двери своей спальни Лиза обернулась.
– Джульетта?
Джульетта ответила:
– Да?
– Сколько лет было этому Хью Джефферсу?
Джульетта пожала плечами.
– Тридцать шесть. Может быть, тридцать семь.
– Понятно, – Лиза улыбнулась. – Спокойной ночи, милая. – Она вошла в свою комнату.
Джульетта вскинула голову. Что имела в виду ее мать? Как только она задала себе этот вопрос, она узнала ответ. Джульетта влюбилась в мужчину на десять лет старше ее. Так было ли неправильно, что ее мать влюбилась в мужчину на десять лет моложе?
Что ж, решила Джульетта, ему лучше не разбивать сердце ее матери.
У Лизы была собственная ванная, но Джульетта и Тео делили ванную вверх по лестнице. Господи, как Джульетта и Тео ругались. Он был настоящим парнем. После бритья Тео оставлял крошечные волоски по всей раковине, которые были похожи на жуков. Почему он не мог взять бумажное полотенце и убрать за собой? Не говоря уже о мокрых полотенцах и потной спортивной одежде, которые он разбрасывал по полу.
В старших классах, когда Тео был прямо богом, таким красивым, таким привлекательным, и собирал вокруг себя толпы девушек, Джульетта угрожала сфотографировать, в каком виде он содержит свою спальню и их ванную, но Тео только смеялся, совершенно об этом не беспокоясь.
В своей детской спальне Джульетта скинула городскую одежду и надела старую пижаму, которую оставила в комоде. Ее кровать была аккуратно заправлена, на тумбочке, как обычно, лежали стопка книг и коробка салфеток. К стойке ее кровати была прикреплена небольшая современная лампа для чтения. Она выключила верхний свет, и чистый белый свет от лампы отразился на ее подушке. Маленькое полнолуние. Она залезла в кровать, натянула одеяло, посмотрела на знакомые стены и лежала, думая о физическом влечении, о прихотях судьбы и о том, существует ли что-нибудь, похожее на настоящую любовь.
Шесть недель назад захватывающая поездка Тео на пляж Ньюпорт закончилась тем, что Клин [11] швырнул его на дно моря. Итог: сильный выброс адреналина, перелом плечевой кости, а еще у него было небольшое сотрясение мозга. После рентгена врачи заверили, что операция ему не нужна, но он пролежал в больнице несколько дней, потом носил жесткий фиксатор еще месяц (как же он мог не думать о Нантакете?) и теперь повязку. Отек прошел, но он все еще принимал окси. Его врач сказал продолжать принимать окси и постепенно переходить на тайленол по мере того, как боль будет становиться терпимей.
Все мы когда-то покидаем родительский дом, так ведь? Тео сделал все, что мог, чтобы начать свою жизнь заново. Но оксикодон, который прописал ему врач, заставил его вспомнить об Аттикусе, Аттикус, в свою очередь, напомнил ему о доме на другом конце континента, мысль о котором привела его к Бэт, которую он любил всю свою жизнь и которая никогда об этом не знала.
Но какой же он был придурок, что жалел себя здесь, будучи живым, находясь всего в нескольких шагах от Тихого океана, с почти сросшимся переломом плечевой кости. А Аттикус был мертв. Был мертв уже очень много лет.
Тео был лучшим другом Аттикуса еще с детства. В детском садике «Маленькие друзья» они подружились сразу же, как только вошли туда, и продолжали дружить до средних классов. Они оба были красивы (оба это знали, как же не знать при таком внимании девушек), энергичны и умны. Тео был белокурым спортсменом. Аттикус был черноволосым буйным интеллектуалом типа Хитклиффа, из-за чего девчонки сходили по нему с ума. Они были лучшими друзьями и не особо интересовались девушками.
В восьмом классе все стало меняться. Они говорили о девочках, отпускали глупые и порой грубые шутки, которые никогда бы не смогли произнести в присутствии своих родителей, но постепенно оба стали более вежливыми. Отчасти из-за обязательного курса наук о жизни, отчасти из-за собственных бурных гормонов.
Они одновременно заметили Бэт Уитни. Ну, они, конечно, знали ее всегда, но по-настоящему заметили ее летом после девятого класса, когда все купались в Серфсайде. Казалось, за одну ночь она превратилась из маленькой девочки в красавицу. Когда она сняла футболку и побежала к воде в бикини, Тео сказал: «Вот, черт», а Аттикус ответил: «Согласен».
Это была не просто подростковая похоть – Бэт была такой милой, веселой, умной и солнечной. У них обоих были с ней общие уроки, и их средняя школа была относительно небольшой, поэтому они всегда здоровались, когда проходили мимо друг друга в коридорах. Но однажды Тео пошел за чем-то к своему шкафчику и увидел в коридоре Аттикуса и Бэт, которая стояла рядом с ним, глядя на него и улыбаясь.
Тео и Аттикус всегда ходили домой вместе. Той весной Бэт стала ходить вместе с ними. Аттикус всегда был посередине, и часто они с Бэт держались за руки. Тео пытался понять, так ли ощущалось разбитое сердце? – жгучая боль от ключиц до внутренних органов, которая овладевала им, даже когда он улыбался и шутил с ними обоими. Возможно, это была еще и бушующая ревность. Он перестал ходить с ними домой, задерживаться на игру в баскетбол или просто болтаться – перестал делать все вместе с ними, лишь бы оставить их наедине. К одиннадцатому классу Аттикус и Бэт уже были настоящей парой. Тео начал встречаться с другими девушками. Он мог закадрить любую, какую бы захотел, что было тщеславно с его стороны, и он знал об этом, но это было правдой, а еще все это было не важно, потому что единственной девушкой, которую он по-настоящему хотел, была Бэт.
