Шрифт:
Закладка:
Как грохот может успокоить? А вот так — туман над городом сходит с ума, бесится, свивается в длинные жгуты, сверкает зелеными и фиолетовыми молниями. А еще он быстро ускоряется именно в том направлении, куда поворачивает нос управляемый мной шкрасс, вырвавшийся на покрытую пожухлой травой пустыню. Странная и эпически выглядящая хренотень? Безусловно. Только вот город за моей спиной, чьи темные здания начинают лизать лучики солнца, вскоре останется с чистыми от желтоглазых улицами!
Наверное, в какой-нибудь книге синонимов, напротив слово «Тщетность» вывесили мою физиономию.
А мне, впрочем, уже плевать! Взбодрённый, я пью на ходу, стуча зубами и губами о горлышко бутылки. Впереди — задница! Полная задница, если такого неумеху как я зовёт величайший маг всех времен и народов, дерущийся плечом к плечу с богом и настолько же великим некромантом! И пусть даже всем этим временам лишь один несчастный засратый век, пусть ни одна из этих могучих личностей не является бойцом в прямом смысле, но и я от них недалеко ушёл!
Криворукость, ограниченность, пафос, нелепость, стагнация и упадок — вот что скрывается за местным «величием»!
Карус вновь не скачет нелепыми прыжками, а быстро-быстро перебирает всеми лапами по очереди, как и полагается приличному и уважающему себя шкрассу. На его спине сижу я, полутораметровый красивый гном с короткой белесой щетиной, увешанный оружием, полупьяный, встрепанный и в порванной одежде, с лихо сдвинутой набекрень шляпой. Над нашими головами воет чернеющий туман, сворачивающийся гигантскими спиральными сверлами, бешено вращающимися в воздухе, а между ними с громовым треском бегают молнии.
Я улыбаюсь. Впереди ясная и понятная цель. Желанная цель. Всё будет просто, вне зависимости от того, убью я или убьют меня. Понимание буквально вгоняет в эйфорию!
Хохочущий белобрысый придурок, сидящий на коте, бегущем под жуткой чёрной бурей?
Да, это я. Прошу любить и жаловать.
Хотя… куда вы денетесь. Я же обаяшка.
Сверхъестественная буря над моей головой казалось, дралась сама с собой. Дымные спирали напирали друг на друга, плевались молниями, старались поглотить соседок или слиться с ними, но при этом вся «дерущаяся» масса рвалась вперёд. Если бы вся эта жуть умела плеваться обычными молниями, то, скорее всего, меня бы уже давно выжгло в угли.
Галатури больше не существовало, во всяком случае, всё, наблюдаемое мной впереди, говорило об этом. Массивные и тесно стоявшие ранее здания орочьего клана были превращены в руины, представляющие из себя лишь фундамент, с торчащими из него как зубы осколками стен. Обломки этих самых строений мне начали встречаться где-то за километр до места событий. Каждый из них чадил быстро растворяющимся чёрными дымом. Там же, в эпицентре, дыма было куда больше.
Правда, он не скрывал самого важного.
Там были они, все четверо. Ахиол, Базилиус Энно, Лейлуш Коррадорра ат-Мансипах и… Суматоха. Можно сказать, они сражались, хотя, на самом деле, это было ни на что не похоже.
Лихорадочно цепляющий на себя всё, что только можно, как своё, так и вынутое из оружейной, я не отводил взгляд от небольших фигурок, пылающих цветами страха и ярости. Их, эти тёмные эмоции, излучал даже стоящий поодаль в одной позе некромант, который, казалось, ничего не делает, кроме того, что протягивает руку по направлению к архимагу. Сам бог-мэр тоже был в неподвижной позе. Он, в чёрных и порванных шароварах, замер с всеми шестью руками, разведенными в стороны, напоминая готового прыгнуть паука. Кожа бога была испещрена сотнями, а то и тысячами маленьких горящих символов, а оскаленное лицо демонстрировало, что он напряжен до границ своих возможностей.
Результатом этого напряжения была висящая в метре над землёй прозрачная сфера, очень похожая на мыльный пузырь в рост человека, на дне которого болтается нечто среднее между жижей и очень густым зеленым туманом. В этой жиже, внутри пузыря, прямо в воздухе была беснующаяся Суматоха.
Она была почти… хотя что там «почти», полностью обнажённой, если не считать за элемент одежды тонкий обрывок ткани, чудом зацепившийся за шею. Бледная, костлявая, встрепанная, Суматоха металась от стенки до стенки «мыльного» пузыря, вопя что-то истерическое и лупцуя их кулаками. Прозрачная плёнка ощутимо дёргалась, от чего, как мне показалось, Ахиол испытывал дополнительные мучения.
Основным действующим лицом был арабообразный Лейлуш. Высокий худощавый маг в растрёпанной халате, стоял в десятке метров от пузыря с Суматохой, размахивая руками в магических жестах. Его губы постоянно шевелились, а с кистей рук и пальцев то и дело срывались лучи или светящиеся ленты, проникающие сквозь прозрачные стенки тюрьмы девушки и впивающиеся в её тело. Насколько я мог судить, Аврора чхать хотела на все потуги архимага, а вот сам пузырь, подвесивший её в воздухе, бесил её просто невероятно.
Затем моё зрение перестало выхватывать лишь ключевые детали, мы с Карусом подъехали слишком близко, от чего ездовой кот начал тормозить, недовольно мотая головой. Я ему не мешал, осознавая картину целиком. Это было… сложно, особенно для меня. Колоссальная туша Аркадии, лежащая прямо под дерущимися, била по моему зрению Должника как огромное угрюмое солнце.
Трое пытались убить одну. Ахиол сдерживал, Энно передавал магу энергию, а сам Лейлуш непрерывно атаковал Суматоху. Но и она в ответ тоже била. Едва видимые дуги магической энергии били хаотично по всем троим, но в основном были сосредоточены на архимаге. Пыль и мелкий щебень постоянно отлетали от непоколебимо стоящего архимага. Он бросил взгляд в мою сторону и клубящаяся туча магии, сопровождавшая меня от города, с рёвом ринулась к нему.
— Твою мать! — ругнулся я, слетая с подпрыгнувшего на месте шкрасса воробушком. Пока вставал, кот благоразумно уже сваливал без оглядки. Грохот и рёв вокруг стояли страшные. Пришлось бежать своим ходом, с ружьем наперевес.
Ситуация резко поменялась в худшую сторону. Суматоха, до этого момента визуально страдавшая дурью, что-то тараторила, застыв на одном месте и вытянувшись как самая бледная свечка в мире. Её внешний вид совершенно не вязался с творящейся вокруг хренью — измождённая, тощая, совсем не похожая на существо женского пола, она дёргано пыталась изобразить нечто, что и Лейлуш, но заклинания постоянно срывались, заставляя воздух в «мыльном пузыре» дрожать и искрить. Однако, её очевидно дилетантских попыток хватило, чтобы тучу магии разорвало на две почти равные части, одна из которых понеслась к её пузырю.
— Криггс! — донесся до меня еле слышный голос Базилиуса, — Сюда!
Стрелять в Суматоху, не зная свойств её тюрьмы, было бы безумием, так что я последовал зову некроманта,
