Шрифт:
Закладка:
Боксёр. Чушь.
Идиот. Нет. Мы постоянно опутываем себя цепями желаний, и только смерть, может освободить нас от них, и даровать нам полную свободу.
Боксёр. Смерть!? Опять смерть?! Да ты самоубийца, сбежавший из-под наблюдения врача. Весь этот плот это попытка покончить собой, но одному тебе скучно, и ты решил прихватить меня с собой. Учти, я не из тех, кто так легко складывает лапки, понял!? — Садиться на другой конец плота.
Идиот. Там, под простынёй, меня действительно посещали мысли о самоубийстве. Но знаете, что меня останавливало? Страх. Страх перед неизвестностью, но такой же страх, я испытывал, боясь жизни, которая была с наружи простыни. И только теперь, окружённый океаном, я не чувствую больше страха. Там под постоянным присмотром, я боялся жить. Здесь же, окружённый опасностями, я не боюсь, я хочу жить. Я безумно хочу жить.
Боксёр. Я тоже хочу жить, но моего здравого рассудка, хватает, на то, что бы осознать всю опасность ситуации, в которую мы угодили.
Идиот. Вы боитесь?
Боксёр. Нет.
Идиот. Скажите, а там, на суше, вы боялись?
Боксёр. Чего?
Идиот. Не знаю. Чего угодно, что то потерять, или найти, или бабайки под кроватью…
Боксёр. Ничего я не боялся.
Идиот. Но хоть какие ни-будь страхи у вас были?
Боксёр. Никаких?
Идиот. Я никогда не встречал человека, у которого нет никаких страхов. Впрочем, мой доктор говорил, что если человек ничего не боится, то он либо, покойник, либо кретин.
Боксёр. Если ты сейчас не заткнёшься, я сам заткну тебя.
Идиот. Хорошо, вы только не нервничайте. Нам ведь ещё долго плыть на одном плоту. Думаю, нам нужно научиться понимать друг друга.
Боксёр. Слушай ты. — Он схватил его за воротник и поднял над плотом. — Я тебя сейчас выброшу в море.
Идиот. Не делайте этого. Если вы выбросите меня, вы останетесь совсем один. И вам станет страшно. — Он ставит его на плот.
Боксёр. Если я чего и боюсь, то это стать таким же идиотом, как ты.
Идиот. Вам это не грозит.
Боксёр. Почему?
Идиот. Потому что тогда в мире будет нарушено равновесие.
Боксёр. Что за чушь?
Идиот. Видите ли, мир разнообразен, и не повторим, но главное, в нём то, что он может совмещать противоположности. В этом и есть его предназначение. Собственно говоря, я думаю, он для этого и создан.
Боксёр. Кем?
Идиот. Не важно, называйте его как хотите. Это не имеет значения. Так вот, единственное, что мир не терпит, это нарушение равновесия. Потому, что тогда он рушится. Я думаю именно по этому, на этом плоту оказались мы с вами. Вы моя противоположность, а я ваша. И мы с вами создаём равновесие.
Боксёр. Какое к чёрту равновесие!? Между нами не может быть ничего общего.
Идиот. Я об этом и говорю. Мы с вами две противоположности, благодаря которым создаётся равновесие. Ведь, что удивительно, мы не попали с вами на этот плот, раньше, когда я сидел под своей простынёй, а вы под своей.
Боксёр. Я никогда ни сидел не под какой простынёй.
Идиот. Видите ли, простыня это не буквальное выражение. Это всего лишь образ. Моя простыня была соткана из моего страха перед жизнью, ваша из ваших желаний иметь хороший доход, престижную работу, красивую женщину, вы сплели её и запутались в ней. Как путаются птицы в силках ловцов.
Боксёр. Я никогда ни в чём не путался!
Идиот. Конечно, только я выбрался из-под своей простыни, а вы ещё нет.
Боксёр. Что ты несёшь, придурок! — Хватает его за горло. — Заткнись.
Идиот. Да, давайте помолчим, я устал. — Он отпускает его, и уходит на другой конец плота, смотрит на воду, потом кричит.
Боксёр. Я не когда не путался ни в чьих сетях. И когда я выберусь отсюда, я докажу это. Я отобью охоту у этого стриптизёра, путаться с чужими женщинами. Понял! Вот так! — Он наносит удар воображаемому сопернику.
Идиот. А у неё, вы тоже отобьёте охоту путаться со стриптизёрами?
Боксёр. У неё… — Он сжимает кулаки, и садиться на край плота. Он похож на промокшего воробья.
Идиот. Вам больно?
Боксёр. Я хочу умереть.
Идиот. Здесь должно быть очень глубоко.
Боксёр. Полторы, а может и две, тысячи метров
Идиот. А тут есть хищные рыбы?
Боксёр. Есть.
Идиот. Две тысячи метров, наполненной водой, и хищными рыбами.
Боксёр. Да.
Идиот. Мы скользим над бездной.
Боксёр. Что?
Идиот. Я говорю, мы скользим над бездной.
Боксёр. Мы в неё падаем.
Идиот. Это только так кажется.
Боксёр. Мне никогда ничего не кажется.
Идиот. Тогда это будет очень долгое падение.
Боксёр. Нет, оно будет быстрым. Я хочу, что бы оно было быстрым.
Идиот. Зачем спешить? Ведь можно наслаждаться падением, так же как и взлётом.
Боксёр. Я не хочу наслаждаться, я просто хочу упасть, разве я не имею на это права!?
Идиот. Не знаю, но едва ли вам захочется шагнуть в эту бездну. — Он посмотрел вниз. — Должно быть, там сейчас темно и холодно. И где то среди тьмы, скользят хищники. Они как звенья между переходом из одного мира в другой. Вы чувствуете их ледяное дыхание, и ровный, бесстрастный взгляд.
Боксёр. Я ничего больше не чувствую. Я ничего не хочу. — Он ложиться на спину. — Оставь меня, мне уже всё равно.
Идиот. Существует теория, что мир это колесо. Одно большое колесо.
Боксёр. Мне плевать.
Идиот. Вы только представьте себе это огромное колесо. И мы крутимся в нём. Как крутятся разные животные на карусели. Сегодня ты лошадка, завтра акула, а послезавтра бабочка, а может быть потом, ты станешь человеком. И будешь гордо восседать на льве. Как вам это? — Он смотрит на него.
Боксёр. Я хотел бы быть идиотом, что бы ни думать о том, где я, на чём я, и куда меня несёт, этот чёртов плот. Я хочу лишиться рассудка, что бы бессмысленно радоваться всему, что вижу вокруг. И может быть, сейчас я бы радовался тому, что жизнь моя рухнула, и пропала без следа. А вместо этого я сижу на плоту посреди океана, кишащего хищниками, и выслушиваю бред идиота.
Идиот. Вы любите имбирные пряники?
Боксёр. Нет.
Идиот. А я очень люблю имбирные пряники. Но однажды у меня появилась аллергия на имбирные пряники. И доктор, запретил, мне их есть.
Боксёр. И что?
Идиот. Представьте моё состояние. Тогда я тоже думал, что не переживу
