Шрифт:
Закладка:
Выдающимся анатомом эпохи был Марчелло Мальпиги. Он родился под Болоньей в 1628 году и получил там степень по медицине; после нескольких профессорских лет в Пизе и Мессине он вернулся в Болонью и в течение двадцати пяти лет преподавал медицину в университете. После работы над микроскопической анатомией растений он обратил свой взор на шелкопряда и записал свои выводы в классической монографии. В ходе этого исследования он едва не потерял зрение; тем не менее, «при проведении этих исследований, — писал он, — перед моими глазами открылось столько чудес природы, что я испытал внутреннее удовольствие, которое не в силах описать мое перо». 62 Должно быть, он чувствовал себя так же, как Китс, впервые заглянувший в «Гомера» Чепмена, когда (1661) увидел в легких лягушки, как кровь переходит из артерий в вены по сосудам столь тонким, что он назвал их «капиллярами»; он обнаружил сеть таких «маленьких волосков» везде, где артериальная кровь превращается в венозную; теперь, впервые, система кровообращения была продемонстрирована в ее течении.
Это лишь часть, хотя и самая важная, вклада Мальпиги в анатомию. Он первым доказал, что сосочки языка являются органами вкуса; первым выделил красные тельца в крови (но принял их за глобулы жира); первым дал точный отчет о нервной и кровеносной системах эмбриона; первым описал гистологию коры и спинного мозга; первым сделал возможной практическую теорию дыхания, точно описав везикулярную структуру легких. Справедливо его имя рассеяно по нашей плоти в «мальпигиевых пучках», или петлях капилляров, в почках, в «мальпигиевых тельцах» селезенки, в «мальпигиевом слое» кожи. Многие из его открытий и интерпретаций были оспорены современниками; он энергично защищался и выигрывал свои битвы ценой нервов. Как бы ставя эти вопросы перед верховным судом науки своей эпохи, он отправил в Лондонское королевское общество отчет о своих трудах, открытиях и спорах; общество опубликовало его как автобиографию. В 1691 году он был назначен личным врачом папы Иннокентия XII, но умер в 1694 году от апоплексического удара. Его открытие капилляров является одной из вех в истории анатомии; его работы в целом основали науку гистологию.
По мере развития анатомических исследований было обнаружено столько сходств между органами человека и животных, что некоторые студенты вплотную подошли к теории эволюции. Эдвард Тайсон (чье имя носит сальная железа крайней плоти) опубликовал в 1699 году книгу «Orang-Outang, she Homo Sylvestris», в которой описал орангутанга как «человека леса»; он сравнил анатомию человека с анатомией обезьяны, а шимпанзе считал промежуточным между ними. Только страх перед теологическим землетрясением не позволил биологии опередить Дарвина в XVII веке.
От анатомии и строения исследователи перешли к физиологии и функциям. Примерно до 1660 года дыхание трактовалось как процесс охлаждения, теперь же экспериментаторы уподобили его горению. Гук доказал, что суть дыхания заключается в воздействии венозной крови на свежий воздух в легких. Ричард Лоуэр, также член Королевского общества, показал (1669), что венозная кровь может быть изменена на артериальную с помощью аэрации и что артериальная кровь становится венозной, если ее постоянно держать вдали от контакта с воздухом. Он предположил, что главным агентом аэрации является «азотистый дух», содержащийся в атмосфере. Следуя этим предположениям, друг Лоуэра Джон Мэйоу назвал этот активный фактор «азотно-аэрационными частицами». В процессе дыхания, по его мнению, азотистые частицы всасываются из воздуха в кровь; поэтому выдыхаемый воздух легче по весу и меньше по объему, чем тот же вдыхаемый. Тепло у животных возникает из-за соединения азотистых частиц с горючими элементами в крови; увеличение тепла после физических упражнений происходит из-за дополнительного поступления азотистых частиц в организм в результате усиленного дыхания. Эти азотистые частицы, считает Майоу, играют ведущую роль в жизни животных и растений.
Интерпретация жизненных процессов привела к одному из самых неистребимых споров в истории современной науки. По мере того как физиология все больше и больше углублялась в анатомию человека, одна за другой функции организма, казалось, поддавались механической интерпретации с точки зрения физики и химии. Дыхание представлялось комбинацией расширения, аэрации и сжатия; функции слюны, желчи и панкреатического сока были явно химическими; а Джан Альфонсо Борелли, по-видимому, довел до конца (1679) механический анализ мышечного действия. Стено, ревностный католик, принял механический взгляд на физиологические процессы и отверг как «пустые слова, ничего не значащие» такие туманные фразы, как «животные духи» Галена. Концепция Декарта о теле как о машине теперь казалась полностью оправданной.
Тем не менее большинство ученых считали, что эти телесные механизмы — всего лишь инструменты некоего жизненного принципа, не поддающегося физико-химическому анализу. Фрэнсис Глиссон, основатель Королевского общества, приписывал всему живому веществу характерную «раздражительность» — восприимчивость к стимуляции, — которая, по его мнению, отсутствовала у неживой материи. Как Ньютон, сведя космос к механизму, приписал первоначальный импульс мировой машины Богу, так и Борелли, дав механическое объяснение мышечным процессам, предположил в человеческом теле душу, от которой берут свое начало все движения животных63. 63 Клод Перро, архитектор и врач, предположил (1680), что физиологические действия, которые сейчас кажутся механическими, раньше были добровольными, управляемыми душой, но стали механическими благодаря частому повторению, подобно формированию привычек; возможно, даже сердце когда-то управлялось волей. 64 Георг Шталь утверждал (1702), что химические изменения в живых тканях отличаются от тех, что наблюдаются в лабораториях, поскольку у живых животных, по его мнению, химические изменения управляются anima sensitiva, которая пронизывает все части тела. Душа, говорил Шталь, управляет каждой физиологической функцией, даже пищеварением и дыханием; она строит каждый орган, да и все тело, как инструмент желания. 65 Болезни, по его мнению, — это процессы, в ходе которых душа стремится устранить то, что мешает ее деятельности; он предвосхитил «психосоматическую» теорию двадцатого века, утверждая, что нарушения в «чувствительной душе» могут вызывать телесные недуги. 66
В той или иной форме виталистические концепции занимали господствующее положение в науке вплоть до второй
