— Но ты же не остался? — глянув на меня в зеркало улыбается Таня.

— Но тем не менее. Давайте помолчим.

Настроения нет. В голове какое-то крошево из мыслей. Страх того что могло случиться. Глупые размышления на тему: а если бы. Ну и Грибочкина сжимающая мою руку.

Да и пусть сжимает. Если сломает сама же потом и вылечит. Тем более здесь с этим проблем нет. Меня за короткое время, каким-то новым способом лечения из состояния отбивной до нормального восстановили. Или…

Вырывая руку из захвата Марии Андреевны, щурясь смотрю на неё и видя слёзы в её глазах, обнимаю.

— А ты больше не стесняешься? — улыбается Лена.

— Стесьняюсь, но как-то меньше. Как-то после того что случилось, всё с ног на голову перевернулось. Та жизнь… Она осталась там, за порталом. А здесь вы. И вы особенные.

— Чем? — спрашивают все трое сразу.

— Ну например, у вас… У каждой из вас… То есть у всех вас особенный запах. И вкус… Понимаете, с вами вкусно. Вкусно всё. Целоваться, обниматься, просто быть рядом и даже ссоры, они запоминаются. До этого, извините за подробности, ничего такого со мной не происходило. Ну встретились, ну вроде бы понравились, ну расстались. Никаких эмоций. А вы… Мне сложно описать, я не романтик и красиво говорить не умею. Да и, всё же дико это. Может потому что правила, а может потому что вас теперь шестеро. Да, Маша?

— С нами тебе будет хорошо, — неожиданно серьёзно заявляет Грибочкина. — Вот смотри, три серьёзных и взрослых женщины.

— Это ты серьёзная? Маш, не преувеличивай.

— Игорь, подожди. Мы три серьёзных взрослых женщины, позаботимся о тебе. Окружим заботой, теплом, вниманием и понимаем. Оля, Женька и Маша, не дадут заскучать. Они молодые и энергичные. Правда со мной есть проблема. Большая…

— Какая?

— Я не смогу родить, — всхлипывает Маша. — Не смогу. Но я буду нянчиться с нашими детьми. Я стану самой лучшей мамочкой. Не выгоняйте меня. Я понимаю, вы считаете меня старой ущербной дурой, но я… Я… Высадите меня где-нибудь на остановке.

— Спятила? — поворачивается к ней Лена. — Нихрена! Теперь ты с нами.

— Точно, — качает головой Таня. — Мы знаем что ты его любишь. И дело тут не в запечатлении. Мы это видим. Особенно когда ты командира части в нокаут отправила.

— А чего он права качать начал? Я же объяснила, семья мы. Нам вместе держаться надо. А он упёрся и ни в какую. Но с этим ладно. Спать я где буду? С вами или… Или с вами?

— А как сама хочешь? — глядя на неё спрашиваю.

— Ну… Мы, конечно, можем лечь отдельно. Вот только я приду к вам. Ага. Сто процентов. Ласки очень хочется. Пообниматься. Ну, а если что, то можно и более серьёзное устроить.

— Посмотрим…

— Правильно, — кивает Лена. — Посмотрим фильм ужасов. Еду я уже заказала.

— А пицца будет?

— А это что? — непонимающе смотрят на меня женщины.

— Ну, такое круглое, большое. Сверху соус, сыр, колбаса. Ты в тот раз заказывала.

— Большое круглое, с колбасой, сыром и соусом, называется открытый пирог по Ленинградски, — поясняет Таня. — Мне очень нравится, особенно когда сыра побольше. Надо две заказать. Лучше три. И всем по Московской булке. Это те огромные булочки, внутри которых котлета, сыр и салат.

Вот ведь черти… Притащили и обозвали по своему. Да ну и ладно. Почему я до сих пор этого не знаю? Видимо, потому что это не так важно. Пицца, как её не обзови, хоть фур-лялёй по Антарктически, пиццей и