Раздался оглушительный звук, напоминающий треск статического электричества.

Воздух стал сначала горячим, как погребальный костёр, а затем ледяным, как арктическая пустошь.

Финну казалось, что он пытается вдохнуть жидкую овсяную кашу.

А затем его сбил с ног опаляющий порыв ветра, заставив упасть на колени рядом с верещащим Уэстли.

В воздухе летал пепел, словно хлопья снега в метель.

Он накрыл мужчин с невероятной силой.

Холм, на котором стояли корпуса А и Б, приподнялся, как шляпа гигантского чудовищного гриба, и крыши на обоих зданиях начали взрываться изнутри со вспышками ослепительно-голубого света, и обломки крыш взлетали к самому небу и растворялись в ночи.

А затем небо над их головами раскололось, и из трещины в нём словно начал просачиваться пылающий солнечный свет.

Отверстие расширялось, раздувалось, поглощало небо, превращаясь в всасывающий в себя всё разрез. Финна и Уэстли протащило по земле; гигантский вихрь старался утянуть их в разверзшиеся разрушительные небеса.

И что-то лезло через этот разрыв.

Нечто, желавшее поглотить этот мир, высосать его кровь и обглодать холодные пожелтевшие кости.

При виде этого Уэстли полностью съехал с катушек, начал визжать, кричать и странно размахивать руками.

Его речь стала неистовой и лихорадочной, но кое-что Финн расслышал:

— Он идёт за нами! За всеми нами! Первичный ядерный Хаос! Господь милосердный, помоги нам… Йог-Сотот, убереги нас! Ньярлатхотеп! Йа… ЙА! ЙА! ГЛАЗ АЗАТОТА! Я ВИЖУ ЕГО! ВИЖУ, КАК ОН ОТКРЫВАЕТСЯ!

А Финн лишь стоял и ждал; беспомощный, безмолвный, беззащитный.

Вот он — результат проекта «Процион», окончательный триумф странного устройства, колдовских книг, крови и мяса: призыв этого безбожного, отвратительного кошмара из самых подвалов реальности, этого извивающегося скитальца тьмы, это семя примитивного ужаса, первобытное живущее горнило.

Да, вот что они пытались сделать всё это время.

Вот какую силу они пытались обуздать и использовать в качестве оружия.

Они пытались открыть дорогу сюда этому первобытному плацентарному кошмару.

На одно безумное мгновение Финну показалось, что из образовавшегося разрыва рождается полная луна.

Только это была не луна, а туманный, расплывчатый, непонятный бледный шар, превращающийся в выцветшее, разлагающееся глазное яблоко.

И в этом исполинском глазе начала прорисовываться радужка… Он подплывал всё ближе, ближе, заполняя собой весь небосвод… И Финн видел, как внутри него нечто начинает разворачиваться, подобно лепесткам вырождающегося цветка.

Корчащееся, скользящее, как мясистые ткани последа… Они раскручиваются, вытягиваются, удлиняются, делятся на сотни и тысячи нитей и филаментов, пока над холмом не вырастает чаща из пульсирующих, вздрагивающих прозрачных отростков, тянущихся на многие километры.

А под ними — светящаяся пропасть, источающая шипящие плесневые миазмы.

И она начала раскрывать всё шире и шире, подобно рту. Медленно. Очень медленно.

Родовые пути.

И было в этой бурлящей реке чистого голода нечто живое.

С древним, ярким интеллектом и холодным голодом чужого, пришлого разума.

И это нечто пришло, чтобы поглотить мир.

Финн услышал гулкое, влажное хныканье, словно мучительные вопли рождающегося по образовавшемуся каналу гротескного, изуродованного младенца.

В считанные минуты существо увеличилось в размере, как микроорганизмы в чашке Петри, и гигантская, извивающаяся, мерцающая паутина нитей заполнила всё пространство до неба, а на фоне неё вырисовывались контуры разрушенных корпусов А и Б.

Нити не просто дотягивались до неба; они сами стали небом, и Финн был уверен, что видит лишь малую толику их необъятных размеров.

А затем с разрывающим грохотом небо захлопнулось обратно, и существо, опутывавшее всё небо, разорвалось с оглушительным выбросом энергии и мощи. И исчезло.

* * *

Когда Финн очнулся, всё вокруг было в огне и дыме.

Всё разрушено.

Здания исчезли.

Более того, холмы, на которых стояли корпуса, тоже пропали без следа.

На их месте появились дымящиеся, обугленные кратеры.

На сколько Финну хватало взгляда, вся земля была разворочена; тысячи деревьев валялись вырванными с корнем или просто переломанными.

Как тёмная сторона луны: серая, безжизненная, испещрённая шрамами равнина.

Уэстли был мёртв.

Он лежал на земле под слоем пепла, держал перед собой скрюченные руки; рот его перекосило на бок, а глаза почти вылезли из орбит.

Ошеломленный, оцепеневший, почти сошедший с ума Финн пробирался через пылающие обломки и жирный чёрный дым, пока не добрался до места, где ещё совсем недавно была будка охранника.

И только там он упал на землю, трясясь, как в лихорадке.

В отдалении он услышал полицейские и пожарные сирены.

Джек Койе был первым, кто до него добрался.

Как и самого Финна, Джека покрывал слой пепла, а лицо было измазано сажей.

Он схватил Финна за руки.

— Эй, парень, не отключайся, говори со мной.

Финн молча улыбнулся.

— Оно ушло? — спросил он.

— Да… Да, ушло.

Финн глубоко вдохнул и попытался выровняться.

— Всё разрушено.

Джек кивнул.

— Точно, точно. Ничего не осталось. Но… Ты это видел? Действительно видел?

Финн задумался, а потом покачал головой.

Закурил сигарету, вспоминая надписи на плакатах.

«Болтун — находка для шпиона».

«Беспечная болтовня может стоить жизни».

— Ни хрена я не видел, — ответил он.

Джек подмигнул ему.

— Хороший мальчик.

Перевод: К. Романенко

Тим Каррэн

Тварь с тысячью ног

Tim Curran «The Thing with a Thousand Legs», 2015.

Видишь ли, сынок, местечко вроде Паути-тауна — как красивый камешек, найденный в поле. Так блестит и сияет, что хочется его подобрать — но сделав это, ты увидишь извивающихся тварей, ползающих под ним в прохладной тьме. Не, в Паути — как мне нравится его называть — жить-то неплохо, но своя доля мух над ним витает, как над любым куском мяса, что мясник повесил в окне.

Ну, вот главная улица. «Туфли и ботинки», аптека «Рексалл», «Юнайтед Сигарс», «Ледник Слэйда», пекарня «Будь хорошим», магазин мороженого «Страна чудес», и «Небесное кафе», Миртл. Теперь смотри, что делает старина Тобиас.

«ТАЩИТЕ ТРЯПЬЕ! ТАЩИТЕ ТРЯПЬЕ! Я ПРИШЕЛ ЗА ТРЯПЬЕМ! ТРЯПЬЕ И ЖЕЛЕЗНЫЙ ЛОМ, БУТЫЛКИ И ТРУБКИ, ГАЗЕТЫ И МЕЛОЧЕВКА! Я ПРИШЕЛ ЗА ТРЯПЬЕМ! У ВАС ОНИ ЕСТЬ — МНЕ ОНО НАДО! ТАЩИТЕ ИХ! ТАЩИТЕ! ТААААААААААААААААЩИТЕ ТРЯПЬЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!»

Видишь? Кричать надо очень громко, чтоб тебя услышали по всей улице. Звони в колокольчик и ори! Да, сэр, вот так. Мужчина не заработает на хлеб, оставаясь скромным. Слышишь? Часы на здании суда. Восемь ударов. Срежем по Брик-стрит, возле лужайки у конгрегационалистской церкви.

В большинстве домов сейчас ужин, и тарелки уже очистили. Отличный летний вечер. Пора отцам и матерям, сестрам и братьям, тетям и дядям, дедулям и бабулям собираться на крылечках. Сесть в кресла-качалки