С наступлением ночи я возвращаюсь домой и ищу свою комнату для письма; на пороге ее, избавившись от своей деревенской одежды, запятнанной грязью и трясиной, я принимаю придворный наряд; облачившись в него, я вхожу в древний двор древних людей, которые, радушно приняв меня, кормят меня пищей, которая одна принадлежит мне и для которой я родился, и не стыдятся вести с ними беседы и спрашивать о мотивах их поступков; И эти люди в своей человечности отвечают мне; и в течение четырех часов я не чувствую усталости, не помню бед, не боюсь нищеты, не страшусь смерти; все мое существо поглощено ими. И поскольку Данте говорит, что не может быть науки без сохранения услышанного, я записал то, что почерпнул из разговоров этих достойных людей, и написал брошюру De principatibus, в которой погружаюсь в размышления на эту тему настолько глубоко, насколько могу, рассуждая о природе княжества, о том, сколько видов его состоит, как их можно приобрести, как их сохранить, почему их теряют; и если вам когда-нибудь нравились какие-либо мои писания, эта не должна вас разочаровать. И она должна быть особенно желанной для нового принца; по этой причине я посвящаю ее его великолепию, ДжулиануCOPY00 (10 декабря 1513 г.)76

Вероятно, Макиавелли здесь упростил историю. По всей видимости, он начал с написания «Рассуждений о первых десяти книгах Ливия», завершив комментарии только к первым трем книгам. Он посвятил эти «Беседы» Дзаноби Буондельмонти и Козимо Ручеллаи, сказав: «Я посылаю вам самый достойный подарок, который я могу предложить, поскольку он включает в себя все, что я узнал в результате долгого опыта и непрерывного изучения». Он отмечает, что классическая литература, право и медицина были возрождены, чтобы просветить современную литературу и практику; он предлагает также возродить классические принципы управления и применить их к современной политике. Свою политическую философию он черпает не из истории, а выбирает из нее случаи, подтверждающие выводы, к которым его привел собственный опыт и мысли. Свои примеры он почти полностью берет из Ливия, иногда в спешке основывая аргументы на легендах, а иногда помогая себе кусочками из Полибия.

По мере работы над «Рассуждениями» он понял, что они будут слишком длинными и слишком затянутыми, чтобы послужить практическим подарком одному из правящих Медичи. Поэтому он прервал работу, чтобы написать краткое изложение своих выводов; так у него было бы больше шансов быть прочитанным и получить достойный ответ в виде дружбы могущественной семьи, которая теперь (1513 год) правила половиной Италии. Так за несколько месяцев того же года он написал «Il principe» (так он назвал книгу). Он планировал посвятить ее Джулиано Медичи, правившему тогда Флоренцией; но Джулиано умер (1516) прежде, чем Макиавелли смог решиться послать книгу ему; тогда он заново посвятил ее и послал Лоренцо, герцогу Урбинскому, который не признал ее. Книга распространялась в рукописи и тайно переписывалась; она была напечатана только в 1532 году, пять лет спустя после смерти автора. После этого она стала одной из самых часто переиздаваемых книг на любом языке.

К его собственному описанию себя мы можем добавить только анонимный портрет, хранящийся в галерее Уффици. На нем изображена стройная фигура с бледным лицом, впалыми щеками, острыми темными глазами, тонкими губами, плотно сомкнутыми; очевидно, что это человек скорее мысли, чем действия, и скорее острого ума, чем приятной воли. Он не мог быть ни хорошим дипломатом, потому что был слишком утонченным, ни хорошим государственным деятелем, потому что был слишком напряженным, фанатично хватающимся за идеи, как на портрете он крепко сжимает перчатки, подтверждающие его полулегендарное звание. Этот человек, который так часто писал как циник, чьи губы так часто кривились в сарказме, кто тешил себя такой безупречной лживостью, что мог заставить людей думать, что он лжет, когда говорил правду,77 в глубине души был пламенным патриотом, сделавшим salus populi высшим законом и подчинившим всю мораль объединению и спасению Италии.

В нем было много неприятных качеств. Когда Борджиа был на высоте, он идеализировал его; когда Борджиа падал, он следовал за толпой и осуждал разбитого цезаря как преступника и «мятежника против Христа».78 Когда Медичи были вне дома, он красноречиво осуждал их; когда они были внутри, он лизал их сапоги, чтобы занять должность. Он не только посещал бордели до и после женитьбы, но и посылал друзьям подробные описания своих приключений там.79 Некоторые из его писем настолько грубы, что даже его самый объемный и восхищенный биограф не решился их опубликовать. Ближе к пятидесяти годам Макиавелли пишет: «Сети Купидона все еще пленяют меня. Плохие дороги не могут истощить мое терпение, темные ночи не могут устрашить мое мужество….. Весь мой ум сосредоточен на любви, за которую я благодарю Венеру».80 Все это простительно, ибо человек не создан для моногамии; но менее простительно, хотя и вполне соответствует обычаям времени, полное отсутствие во всей значительной сохранившейся переписке Макиавелли хоть одного слова нежности по отношению к жене.

Тем временем он обратился своим искусным пером к различным формам композиции, и в каждой из них соперничал с мастерами. В трактате о военном искусстве («L'arte della guerra», 1520) он со своей башни из слоновой кости возвестил государствам и генералам законы военной мощи и успеха. Нация, утратившая воинские добродетели, обречена. Для армии нужно не золото, а люди; «золото само по себе не обеспечит хороших солдат, но хорошие солдаты всегда обеспечат золото»;81 Золото притекает к сильному народу, но сила уходит от богатого народа, ибо богатство порождает легкость и упадок. Следовательно, армия должна быть занята; небольшая война время от времени будет поддерживать боевые мышцы и аппарат в тонусе. Кавалерия прекрасна, за исключением тех случаев, когда ей противостоят крепкие пики; пехота всегда должна рассматриваться как нерв и основа армии.82 Наемные армии — это позор, лень и разорение Италии; в каждом государстве должно быть гражданское ополчение, состоящее из людей, которые будут сражаться за свою страну, за свои земли.

Пробуя свои силы в художественной литературе, Макиавелли написал один из самых популярных в Италии романов «Бельфагор Аркидиаволо», пронизанный сатирическим остроумием в отношении института брака. Обратившись к драматургии, он написал выдающуюся комедию итальянского Возрождения «Мандрагола». Пролог задел новую ноту, сделав романный реверанс критикам: