Когда король находился в Авиньоне, 23 декабря 1574 года, там умер Карл, кардинал Лотарингский. Королева (Катерина Медичи) легла в постель раньше обыкновенного. В ее опочивальне находились между прочими вельможами король Наваррский, архиепископ статс-дамы де-Рец, Линьероль и Сов (две из них подтвердили этот рассказ). Королева, спешившая отпустить свою свиту, вдруг вздрогнула, откинулась на изголовье, закрыла лицо руками и громкими криками позвала на помощь окружающих, показывая им на кардинала, стоявшего у подножия ее кровати и протягивавшего ей руку. Несколько раз она прокричала:

– Кардинал Гиз, уходите, вы мне не нужны.

Король Наваррский тотчас же послал одного из своих приближенных в дом кардинала и посланный принес извете, что кардинал скончался в эту самую минуту.

В своей книге о «Загробном человечестве», появившейся в 1882 году, Адольф Ассье[46] рассказывает, вполне ручаясь за достоверность, следующей факт, сообщенный ему г-жей де-Сен-Годан и случившийся с нею самою:

Я была еще совсем молоденькой девочкой и спала вместе со своей сестрой, которая была немного постарше меня. Однажды вечером, мы только что улеглись и потушили свечу. Огонь, еще не совсем погаснув в камине, слабо освещал комнату. Взглянув на камин, я увидала, к своему величайшему удивлению, какого-то священника. Тот сидел у огня и грелся. Своей дородной фигурой, чертами лица и осанкой он походил на одного из наших дядей, архиепископа, жившего в окрестностях города. Я тотчас же сообщила обо всем сестре. Та взглянула на камин и увидала то же самое явление, узнав в нем, как и я, нашего дядю, архиепископа. Несказанный ужас овладел нами и мы закричали:

– Помогите!

Отец мой, спавши в соседней комнате и разбуженный криками, пришел тотчас же со свечей. Но призрак исчез; в комнате никого не оказалось. На другой день мы узнали из письма, что наш дядя, архиепископ, умер накануне вечером.

Тот же самый ученик Огюста Конта[47] рассказывает следующий факт, записанный им во время его пребывания в Рио-де-Жанейро:

Это было в 1858 году, во французской колонии, проживающей в этой столице, много было разговоров о странном видении, случившемся несколько лет тому назад. Семейство эльзасцев, состоящее из мужа, жены и маленькой дочери, отплыло в Рио-де-Жанейро, чтобы поселиться там вместе с соотечественниками, эмигрировавшими уже раньше. Путешествие было продолжительное; жена занемогла и, вероятно вследствие дурного питания и недостатка ухода, умерла на пути. В день своей смерти она упала в обморок и, придя в себя, сказала мужу, сидевшему у ее постели:

– Я умираю спокойно, потому что теперь уже не тревожусь за судьбу нашего ребенка. Я только что была в Рио-де-Жанейро и увидала на улице дом нашего приятеля, плотника Фрица. Он сам стоял на пороге. Я показала ему малютку и уверена, что по приезде твоем он узнает ее и позаботится о ней.

Муж был удивлен этим рассказом, но не придал ему особенного значения. В тот же день, в тот же час, плотник Фриц, также эльзасец, стоял у дверей своего дома, как вдруг ему показалось, что мимо проходит одна из его соотечественницу державшая на руках маленькую девочку. Женщина посмотрела на него умоляющим взглядом и как будто показывала ему ребенка, которого несла. Лицо ее, страшно исхудалое, напоминало, однако, черты Латты, жены его друга и земляка Шмидта. Выражение ее лица, странная походка, напоминавшая скорее духа, нежели живого человека, произвели глубокое впечатлите на Фрица. Желая убедиться, что он не жертва иллюзий, плотник позвал одного из своих подмастерьев, работавших в лавке, тоже эльзасца, из той же местности.

– Посмотри-ка, – пробормотал он. – Видишь идет по улице женщина с ребенком – не правда ли, как она похожа на Латту, жену нашего земляка Шмидта?

– Не могу сказать наверное, – отвечал рабочий, – я не различаю ее лица.

Фриц не сказал больше ни слова; но обстоятельства этого явления – действительная или воображаемого – глубоко врезались в его память. Он в точности заметил день и час. Несколько времени спустя, он увидал своего соотечественника Шмидта с маленькой девочкой на руках. Тогда посещение Латты ожило в его памяти, и не успел Шмидт раскрыть рта, как Фриц сказал ему:

– Мой бедный друг, я все знаю: жена твоя умерла во время морского путешествия и перед смертью являлась мне, прося, чтобы я позаботился о ея ребенке. Вот день и час ее посещения.

Это был именно тот час, та самая минута, которую Шмидт записал на корабле.

В своем сочинении о высших явлениях, изданном в 1864 г., Гужено де-Муссо рассказывает о следующем случае, гарантируя его безусловную достоверность:

Сэр Роберт Брюс, происходивши из известной шотландской семьи, служил помощником капитана на одном судне. Однажды, когда плыли близь Новой Земли, ему показалось, что капитан сидит за своей конторкой, но, присмотревшись внимательнее, он убедился, что это вовсе не капитан, а какой-то незнакомец, остановивши на нем пристальный, холодный взор. Брюс поднялся наверх, отыскал капитана и с удивлением спросил:

– Кто это сидит за вашей конторкой?

– Вы ошибаетесь, там никого нет!

– Напротив, сидит какой-то посторонний человек! Как он туда попал?

– Вам пригрезилось… или вы смеетесь.

– Нисколько; сойдите вниз, пожалуйста, и убедитесь сами.

Спустились вниз: за конторкой никого не оказалось. Весь корабль был обыскан сверху до низу – ни малейших следов незнакомца.

– А между тем, тот, кого я видел, писал на вашей грифельной доске; но писанье наверное еще осталось на ней, – заметил Брюс.

Осмотрели доску и нашли на ней следующие слова:

Steer to the North-Weste

т. е. «Держите на северо-запад».

– Но это написали вы сами или кто-нибудь из экипажа?

– Нет!

Всех заставили написать ту же самую фразу и ни один почерк не оказался похожим на почерк того, кто писал на доске.

– Хорошо же, послушаемся этих слов: будем держать путь на северо-запад. Ветер благоприятный и позволяет сделать эту попытку.

Три часа спустя вахтенный известил, что показалась в виду ледяная гора, а неподалеку квебекское судно, полное пассажиров и шедшее в Ливерпуль. Оно находилось в самом жалком состоянии, без мачт и снастей. Пассажиров немедленно перевезли в шлюпках на корабль, где служил Брюс.