То и дело оглядываясь, она подошла к бассейну, включив по пути подсветку. Прогревшаяся за несколько последних жарких дней, вода не остывала и ночью. Серебристые отблески играли на окружавших бассейн кустах сирени, шезлонгах и столиках.

Постояв немного на краю, Маруся поколебалась, но, решительно отбросив все страхи, скинула на траву влажную от пота ночнушку — и нырнула в ожидающую ее голубую гладь.

Вода мгновенно окутала ее тугим коконом с ног до головы. Чуть прохладная поначалу, она быстро стала идеальной комфортной температуры. Ощущение струй, ласкающих ее самые нежные части, было непривычным. Обнаженная, Маруся чувствовала себя слишком уязвимой.

И свободной.

Она словно сливалась всем телом с окружающей теплой ночью, с черным небом, в котором сияла яркая луна, с прохладными струями воды, обтекавшими ее тело и качавшими, словно в гамаке. Как жаль, что она раньше никогда не пробовала купаться голой!

Набрав цветов, близнецы двинулись в обратный путь.

Ночь была прохладной, в воздухе копилось предчувствие ливней. Макар ежился от свежего ветерка, забирающегося под футболку. Зато его брат додумался надеть толстовку и теперь тот обдумывал, как добыть ее себе.

Через «неприступный» забор лезть было лень, поэтому Никита тихонько приотворил калитку и задержался у беседки, чтобы налить воды из дождевой бочки в вазу, где ромашки будут ждать утра.

Макар сразу направился к окну мансарды, из которого свисала веревочная лестница, но замер, услышав негромкий плеск. Он оглянулся на насторожившегося Никиту, и они вместе скользнули к бассейну, скрываясь в лунной тени дома.

Притаились за кустом сирени, осторожно выглянули — и одинаково закашлялись, попытавшись набрать воздуха сквозь стиснутое спазмом горло.

В голубой воде скользила тонкая обнаженная фигурка, и облако светлых волос догоняло ее в толще прозрачной воды, превращая Марусю в порнографическую русалку.

По двору, казалось, разнесся медный звон мгновенно восставших членов.

— Что она творит? — просипел Макар, которому резко перестало быть холодно.

— То, что мы предлагали… — Никита попытался пошутить, но такой же сиплый голос выдал его состояние.

Когда они подначивали сводную сестру, им и близко не могло прийти в голову, что однажды она поведется на их шутки.

И что это будет… так.

Как будто кто-то снял софт-эротику специально для двух конкретных двадцатилетних близнецов.

Маруся ныряла, прошивая воду почти без брызг и демонстрируя свою идеальной формы попу, от вида которой начинали течь слюни.

Выныривала — и вода струилась по ее груди, разделяясь на ручейки, когда натыкалась на стоящие соски.

Откидывалась на спину — и эти соски торчали из-под воды, словно буйки, к которым нестерпимо хотелось прибиться.

Белая ее кожа в темноте казалась еще белее, и только между ног пряталась манящая темнота. Хотелось нырнуть к ней — наяде, мавке, ожившей порнофантазии. Нырнуть, сплестись и погрузиться во влажную глубину…

— Все, я больше не могу! — Никита стащил толстовку через голову и глядя прямо перед собой, только на плещущуюся в бассейне Марусю, почесал через кусты.

— Стой, дурак! — прошипел Макар, в броске хватая его за пояс шорт и оттаскивая в сторону. — Ты куда собрался?

— Нырну к ней, а там разберусь…

Никита был словно одержимый. Наверное, так выглядели аргонавты, которые рвались к сиренам, соблазнявшим их своими песнями.

Может, и не в песнях было дело…

— С чем разберешься? Она только завизжит и убежит!

— Не убежит, — оскалился Никита, пытаясь отпихнуть брата.

Но силы были абсолютно равны. Так бывает с близнецами.

— Убежит! Ты ж не будешь ее насиловать?

— Нет, не буду. Ей понравится! — безумия в Никите плескалось по самое горло.

Очень заразительного безумия.

— Ник!

— Скажи еще, что сам ее не хочешь! — зарычал он, намереваясь отодвинуть брата и все же прорваться к бассейну.

— Показать, как я «не хочу»?! — взбеленился Макар, дергая верхнюю пуговицу на шортах.

— Тогда какого хрена… — начал на повышенных тонах Никита, но брат захлопнул ему рот ладонью и, приблизив его лицо к своему, очень серьезно сказал:

— Знаешь, зачем нас двое родилось?

— Ну?

— Чтобы хоть у кого-то работал мозг!

— Я тебе припомню про мозг…

— Припоминай, — кивнул Макар. — Если я так же долбанусь башкой. Иди подрочи в сортире и успокойся!

— Сам-то… — огрызнулся брат, уже потихоньку остывая.

— И я пойду.

Уходя, они еще раз обернулись, чтобы запечатлеть образ обнаженной Маруси для своих будущих фантазий.

— Может, ну ее, пусть лучше уезжает?.. А то если нас сорвет, Герман одной беседой не ограничится… — задумчиво сказал Макар, когда они уже забрались по веревочной лестнице в мансарду и слушали, как Маруся возится в своей комнате, задвигая засовы.

— Может, — Никита запрокинул голову, глядя в звездное небо за окном. — Если утром соберется — пусть едет. Если останется хоть на день… Сама виновата.

23

С утра зарядил такой дождь, что Маруся три раза просыпалась и засыпала обратно, думая, что еще не рассвело. На четвертый она протерла глаза, вылезла из постели, где нежилась в уютной пижамке, в которую оделась вчера после ночного купания, и распахнула окно.

Небо было обложено темно-фиолетовыми низкими тучами без единого просвета. Вода из них лилась, словно из опрокинутого на голову ведра — носа не высунешь. Земля уже не успевала впитывать влагу и повсюду пузырились лужи.

Нечего и думать было, чтобы по такой погоде ехать в город, еще и рискуя застрять по пути, если починка машины авторства близнецов окажется с сюрпризами.

Что ж — значит, придется ехать завтра.

Поленившись переодеваться, Маруся решила выйти к завтраку прямо в пижаме.

Близнецы тоже ползали по кухне сонными мухами. То ли погода их так прибила, то ли недосып — по представлению Маруси от того, что они всю ночь черт знает чем занимались в деревне, в реальности — от беспокойных фантазий, не отпускавших Макара и Никиту до самого утра.

Мокрый букет ромашек встретил ее в вазе на столе. Блинчиков сегодня не было, но Никита залил кипятком быструю овсянку и бросил в нее горсть ягод голубики. Это Марусю тоже устроило. Кофе пили в сонном молчании.

— Ну что, когда поедешь? — небрежно спросил Макар, собирая посуду, чтобы ее вымыть.

— Завтра, — откликнулась Маруся, широко зевая. — Правда, понятия не имею, что тут делать целый день.

Она уловила мгновенно возникшее на кухне напряжение,