Это желание становится таким невыносимым, что я вскакиваю с сиденья и отдаляюсь на два шага от этого дерзкого, горячего во всех смыслах ледяного мага, чтобы обезопасить и себя, и его.

— Да, видимо, отношения у вас отцом немного напряженные, — смотрю в его глаза, которые от этих слов теряют свои обычные веселые искорки. Брэндон щурится и глядит в сторону.

Не надеюсь услышать ответ, и потому становится особенно приятно, когда он решает поделиться со мной:

— Мама умерла, когда мне было шесть, и с тех пор отец…изменился. Отдал меня в школу хоккея, потом заставил поступить сюда. Мы с ним не близки. Да что говорить — мы с ним вообще не общаемся, только на лекциях.

— Он хочет, чтобы ты стал хоккеистом? — удивляюсь я.

— Да…и нет… — парень вздыхает и ерошит волосы. — Тут все сложно, ясно?!

— Да куда уж яснее, — поднимаю брови «домиком». Видимо, этим двоим однажды нужно было взять и поговорить, а вместо этого они строят из себя настоящих мужчин, которым обычные человеческие эмоции кажутся глупостью.

— Он ходит на все мои матчи, — тихо добавляет Брэндон и я снова чувствую, что хочет присесть рядом с ним, погладить по плечу, по голове и обнять его. Но, наверное, настоящие парни так не делают. Снова обзовет меня тутти — фрутти или еще что-то в этом роде!

Но то, каким несчастным вдруг кажется мне этот сильный, большой парень, заставляет мое сердце биться совсем в другом ритме и тело не слушается доводов разума.

Я сажусь рядом и запускаю в его шевелюру, жестковатые, но невероятно приятные по ощущениям волосы, свои пальцы. Ерошу, притягиваю голову к себе, и вот мы с Брэндоном уже обнимаемся, сидя в центре студенческого парка на чаше бассейна, у всех на виду.

— Эй, тутти — фрутти, — слышится вдруг сбоку. Поднимаю голову и вижу парня, неодобрительно смотрящего на нас. — Снимите себе уже комнату.

Брэндон не глядя показывает ему средний палец и студент спешит скрыться среди огромных многовековых деревьев, меняющих цвет кроны с зеленого на осенне — багряный.

— Да-а-а, — тянет он. И отворачивается от меня, снова отдаляясь. Брэндон кладет себе на лицо ладонь, будто бы не хочет смотреть на меня, и я тут же снова встаю и цепляюсь за лямки рюкзака, только бы удержать свои шаловливые пальцы, приносящие столько недоразумений, в узде. — Тебе пора, Кэн. Иди уже. А у меня…по расписанию сейчас занятие с этой…как ее… черепахой.

От ужаса я округляю глаза.

Точно. Как я могла забыть — еще в тот день Брэндон предупредил, что у него очень жёсткое расписание перед игрой с Йеллем, и потому проведет урок перед уроками сегодня.

— Да…эм…пока…

— Иди уже, — бурчит он, но не встает со скамьи, а только немного отворачивается в сторону, и я вижу только его спину. Он до сих пор прячет лицо в ладонях, и мне становится не по себе: а вдруг парень плачет из-за того, что я напомнила ему про отношения с отцом? Вдруг для него эта настолько болезненная тема, что он впадет в депрессию?

Вот черт.

— Эй, Брэндон!

— М-м-м? Ты еще здесь? — рычит он.

— Ты в порядке?

— Буду, если ты уберешься, наконец, отсюда, — беззлобно фырчит он.

— Да. Ой, извини меня.

Я срываюсь с места и кубарем качусь по тропинкам, не обращая внимание на студентов, спешащих на занятия. Сегодня я прогуляю одну лекцию по умственному труду — заменю его физическим. Мне срочно нужно добраться до машины, где хранится женская одежда и коньки, чтобы переодеться как можно скорее.

Если я заставлю Брэндона ждать, не знаю, что он со мной сделает….