Шрифт:
Закладка:
А потом на траншеи наползли танки. Экипажи панцеров сделали правильные выводы о предназначении отсечных ходов и потому принялись давить стрелковые ячейки в стороне от позиций «истребителей танков». В ответ полетели разбивающиеся о лобовую броню бутылки с КС, не причиняющие танкам особого вреда, хотя и мешающие обзору механов и наводчиков. Но многим бойцам и вовсе не хватило мужества оказать сопротивление бронированным многотонным махинам, неотвратимо давящим их гусеницами… Впрочем, возможно, они, наоборот, послушались моего совета – пропустить танк над головой да закинуть коктейль Молотова на корму!
Да только вот беда: немцы, повторюсь, сделали выводы из вчерашнего боя. И результат их воплотился в жизнь на моих глазах: танкисты не просто проехались по первой стрелковой ячейке, они принялись ездить по ней, кружить, трамбуя обреченного бойца в земле… При этом курсовой и спаренный пулемет стреляют вдоль траншей практически все время. Попробуй подберись к этой твари на бросок гранаты! Даже если огонь вражеских пулеметов слеп, он остается смертельным…
«Истребитель танков», крупный, смелый боец, хвалившийся, что занимался борьбой до войны (и имя которого я, к сожалению, не запомнил), все же попытался добежать до «тройки». Его заметили, возможно, из командирской башенки. В следующую секунду офицер выбрался наружу и, направив на парня ствол зенитного «машингевера», нажал на спуск. Веер пуль достал голову бойца, когда он уже замахивался для броска, раскроив ему череп. Но в эту же секунду я выпрямился, держа ДТ за сошки, вскинул пулемет, крепче прижав телескопический приклад к плечу, и поймал фашиста на прицел:
– Сдохни!!!
Очередь незакрепленного пулемета ударила неприцельно, но командир танка все же схватился за плечо и поспешил нырнуть вниз…
Неожиданно в тылу зарокотал старичок «максим», со ста метров давя кинжальным огнем бросившихся к окопам фрицев. Ровная строчка пуль сбросила с бруствера германца, целящегося в меня из маузеровского карабина. А я только и вытаращился на не успевшего выстрелить немца, зацепившись взглядом за серебряный нагрудный знак штурмовой пехоты… Вот на второго ганса, показавшегося над траншеей, среагировал уже правильно, встретив его очередью от живота. Но тут же слева до боли знакомо протрещал МП-40, мгновенно оборвав тонкий вскрик Сережки Усова.
В последние секунды жизни мой второй номер пытался предупредить об опасности и одновременно поймать на прицел матерого унтера, хладнокровно срезавшего неопытного бойца очередью в упор. Он бы убил и меня, но ровные строчки пуль бьющего по фронту «максима», рокочущего без остановки (это вам не МГ-34, которому регулярно требуется менять ствол!), заставили фельдфебеля поспешно спрыгнуть на дно траншеи.
Ветеран вермахта (а возможно, еще и кайзеровской армии, мужик в возрасте) среагировал очень быстро, направив ствол пистолета-пулемета в мою сторону. Но считаные мгновения, потерянные на прыжок и прицеливание, стали для немца роковыми. Возможно, я обогнал врага на доли секунды, первым нажав на спуск. Очередь тяжелых винтовочных пуль «дегтярева» отбросила нациста на спину, а справа вновь грохнуло орудие панцера, оборвав такой родной голос «максима».
– Твари!!!
Я нажал на спуск, целясь в танкиста, высунувшегося из бокового башенного люка и быстро, сноровисто сбивающего струей огнетушителя пламя химической смеси с лобовой брони. Сухо щелкнул затвор. Диск кончился, а невредимый немец быстро спрятался в башне. Зато панцер развернулся и неотвратимо попер в мою сторону. На принятие решения остались считаные секунды, и я побежал вперед, понимая, что так остаюсь в мертвой для пулеметного огня зоне. И одновременно молясь, чтобы по ходу движения мне встретился хотя бы один боец с неиспользованной бутылкой КС…
Глава 9
24 августа 1942 года
Декретное время: 10 часов 8 минут утра
Высота 97,7, правый фланг участка обороны сводной роты старшего лейтенанта Самсонова. Расчеты противотанковых ружей Дегтярева
Танк, начавший охоту за уцелевшими бронебоями, открыл огонь по бегущим по ходу сообщения людям, вынужденно бросившимся на дно траншеи. То ли маневр бойцов изначально был заметен наводчику или командиру, обеспеченным первоклассной цейсовской оптикой, то ли бегущих демаскировал ствол ПТРД. Но, так или иначе, первой стегнула пулеметная очередь, заставив бойцов упасть на землю, и практически сразу же прилетел снаряд, снесший бруствер. На удачу беглецов, он взорвался чуть позади окопов, пропахав в земле глубокую борозду.
Понимая, что во второй раз может и не повезти, бойцы дружно порысили вслед друг за другом, не поднимая головы – все, кроме замыкающего, сержанта Аксенова. Владимир остался: ПТРД невозможно было нести по извилистому ходу сообщения, склонив ствол горизонтально: он просто не проходил.
Да, сержант мог и оставить оружие. Но осознание того, что его бронебойное ружье – это единственное в роте эффективное средство борьбы с немецкой бронетехникой, заставило бойца выполнить долг до конца. К тому же Аксенов понимал, что без ПТРД танк вскоре их уничтожит – всех до единого. Не только товарищей, но также и третий взвод, и, возможно, роту. Понятное дело, что при содействии других «троек», но от этого ситуация легче не становилась. А принять бой… Да нет, скорее даже принять смерть с оружием в руках, пытаясь в последние секунды жизни нанести врагу хоть какой-то урон… Или принять смерть, как скот на бойне, безропотно ожидая последнего часа, не в силах даже попытаться огрызнуться – такой выбор перед Владимиром не стоял. Да и пытаться отсидеться, переждать, пока экипажу панцера надоест стрелять по вроде бы вымершей траншее, – этот вариант сержант посчитал просто глупым: взорвется в окопе второй снаряд, и наступит безвольная, напрасная смерть! А делать что-то напрасно хозяйственный и добросовестный крестьянский парень не собирался.
Еще лежа в окопе, он загнал в казенник один из двух усиленных патронов БС-41, имевшихся у него лично. Закрыв затвор, сержант несколько раз глубоко вздохнул, вспоминая лицо мамы, родни и Волошиной Татьяны, так сильно нравящейся ему девушки, не спешащей отвечать взаимностью – у деревенской красавицы была мечта выйти замуж за командира… Отправляясь в военкомат, восемнадцатилетний мальчишка втайне мечтал, что пройдет всю войну и вернется домой с наградами, дослужившись до лейтенанта, а то и до капитана… И тогда сердце зазнобы растает, бросится она к нему на шею, целуя и благодаря за то, что защитил родной край и ее саму