— Я могу сделать пюре из бананов. Нэнси меня научила, — предлагает Милли.

— Отличная идея.

Милли достает из холодильника фрукты и с неподдельным усердием мнет их вилкой в большой миске, напевая песенку про солнышко. Стою у плиты, пританцовывая под детский мелодичный голосок. Сегодня даже сердце бьется по-другому. Каждый удар больше не отзывается тревогой и болью.

Панкейки готовы, и мы с Милли решаем закрыть глаза на обстановку и поесть, прежде чем приняться за уборку. Слишком уж аппетитно все выглядит. Но стоит нам усесться за стол, как из коридора доносится звук открывающейся двери и громкие недовольные голоса.

— Я сейчас ее приведу.

— Оставишь меня на пороге?

— Мама! — вскрикивает Милли и бросает блинчик обратно на тарелку.

Стук каблуков по деревянному полу вгоняет в панику. На кухню входит молодая женщина, и у меня от удивления открывается рот. Я словно смотрю в зеркало. Темные волнистые блестящие волосы ниже плеч, светлые глаза и россыпь веснушек. Она как будто я, но старше и ухоженней. Алое платье, белое пальто. Яркая и красивая. Нет. Совсем не я. Мы скорее человек и его серая тень.

— Да неужели? Где ты ее откопал, Дэни? — красные губы искривляются в презрительной усмешке.

Дэниел оставляет вопрос без ответа. Смотрит на меня, а после на Милли. В его глазах метель и сумерки. Волосы на руках встают дыбом от холода, а ведь две минуты назад здесь было уютно и тепло.

— Мамочка! Смотри, мы с Ви испекли панкейки! Хочешь попробовать?

— Детка, ты же знаешь, что я такое не ем. Собирайся, мы уезжаем…

Милли поворачивается к отцу и выпячивает нижнюю губу в тихой мольбе.

— Ты можешь остаться, если хочешь, — говорит Дэниел серьезно.

Теперь Милли смотрит на меня. Я точно не хочу, чтобы она уезжала. Она мой первый друг в этом незнакомом мире.

— Нет! — вмешивается мать Милли. — Мы едем домой.

— Но… — начинает малышка.

— Я сказала нет!

— Кэт, она может решить сама, — строго чеканит Дэниел.

— Да что ты говоришь? Она еще ничего не может решить. Ты и видеть ее никогда не хотел. И что же случилось теперь? Нашел себе какую-то девку и используешь нашу дочь, чтобы играть в счастливую семью? У тебя есть хоть капля совести, Росс?

— Ты будешь говорить мне о совести?

— Я буду говорит тебе все, что посчитаю нужным!

— Прекрати истерику, Кэтрин. Ты в моем доме. И, как правильно ты заметила, Милли наша дочь, и я разрешаю ей выбрать, где она хочет быть.

— В тебе папочка проснулся? Выделываешься перед своей новой?..

— Выбирай слова, Кэтрин, — жестко обрывает ее Дэниел.

Мы с Милли молчим. Уверена, что сейчас у нас одно желание на двоих. Закрыть руками уши и зажмуриться, чтобы ничего не видеть и не слышать.

— Смени тон, Росс! Ты больше не можешь мне указывать. У меня есть бумажка, которая доказывает, что мы никто друг для друга. Правда, глядя на твою пассию, можно сделать только один вывод — ты меня все еще не забыл. Да-да, девочка, — говорит Кэтрин, обращаясь ко мне. — Советую тебе десять раз подумать, прежде чем решишь остаться с ним. Глядя на тебя, он представляет меня. Вряд ли ты хотела этого. Верно?

Заявление прошибает от макушки до пят. Теперь становятся ясны реакции Дэниела на мое появление и присутствие.

— Но я не ты, — мой голос похож на треск оголенных проводов.

Кэтрин меняется в лице. Ее черты ожесточаются.

— Идем, Милли, — командует она.

— Милли, — спокойно произносит Дэниел, — ты можешь остаться здесь, если хочешь.

— Не вынуждай меня, Росс! Я могу сделать так, что ты ее вообще больше не увидишь!

— Мама… — сквозь слезы выдавливает Милли. — Папа…

Чувствую ее боль сердцем, до которого эта малышка смогла дотронуться.

— Прощайся с отцом, — Кэтрин неумолима.

Милли слезает со стула и подходит к Дэниелу. Он опускается вниз, чтобы обнять расстроенную дочку.

— Пока, папа…

— Пока, милая. Не волнуйся, мы скоро увидимся.

Милли оборачивается. Изо всех сил стараюсь контролировать эмоции, но слезы все равно появляются в глазах. Она открыла мне целый мир.

— Пока-пока, принцесса Ми, — дарю ей самую теплую и искреннюю улыбку, на которую способна.

Милли быстрым порывом подбегает ко мне и крепко обнимает, прижимая голову к груди. Провожу ладонями по ее кудряшкам, запоминая этот момент. Хочу сохранить его.

— Мы ведь увидимся еще? — спрашивает она, запрокидывая голову.

— Обязательно, — не уверена в правдивости собственных слов, но хочу подарить малышке спокойствие.

— Милли, нам пора ехать!

Милли подходит к матери и берет ее за руку. Последний взгляд Кэтрин жжет кожу на щеках. Она как будто обещает, что это была наша последняя встреча. Кэтрин собирает вещи дочки, и они уходят. Громко хлопает дверь. Смотрим с Дэниелом друг на друга, сохраняя молчание.

Ему больно. Могу предположить, что Кэтрин — заведующая его личного ада. Дэниел прав, у каждого он свой. И я словно копия его кошмара. Не совсем точная, но все же сходство поразительное. Чем думал Джейк? На что был расчет? Ах да… Девочка для битья — вот, кем я должна была стать. Живая кукла с до боли знакомым лицом, и с ней можно делать все, что угодно. Вот это подарок. Развлекайся, как хочешь. Но вот что странно… Дэниел не стал этого делать. Он был груб моментами, но теперь я хотя бы понимаю почему.

— Мне уйти? — спрашиваю несмело.

— Если сама этого хочешь.

Не хочу…

— Ты голоден? Мы с Милли очень старались, — перевожу взгляд на тарелку с шедевром кулинарного искусства от двух не умеющих готовить девочек. — На вкус вроде ничего. Или я могу приготовить что-нибудь еще…

— Нет. Не нужно, — говорит Дэниел и направляется к раковине, чтобы вымыть руки.

Сижу на стуле почти неподвижно. Голода больше нет, даже сладкий запах выпечки не помогает его вернуть. Дэниел садится на место Милли и доедает панкейк с ее тарелки. Потом берет еще один, а потом еще. И так до тех пор, пока не остается всего пара блинчиков.

— Ты сама-то ела?

— Да, — лгу и глазом не моргнув.

— Ви, хочешь что-то спросить, спроси.

Задумываюсь на мгновение. Лезть в его личную жизнь? Хорошая ли это идея? Я и так уже знаю достаточно. Джейк купил меня только потому, что я похожа на Кэтрин. Хотел удивить и порадовать друга, но его идея не оправдалась. Но насколько может повлиять отношение Дэниела к Кэтрин на отношение ко мне?

— Ты сильно ее ненавидишь?