— А как ты думаешь, у кого-то может быть серьезно с Глебом? — горько усмехаюсь я.

— Бабушка говорит, что Лисовецкие ветрены и амбициозны, но когда встречают ту самую женщину, то кладут к ее ногам весь мир, а сверху свое сердце.

— С трудом верится.

— Ты просто не видела, как относится дедушка ко всем и к ней. Это такая разница, которая сначала людей просто ставит в тупик, — ухмыляется Ник.

— В смысле?

— Даже не знаю, как объяснить… — Ник кусает губу. — Вот представь папу на двадцать пять лет старше, выросшего в суровые 90-е?

— У-у-у… — тяну я, сразу мысленно отметив, что с дедушкой Ника знакомиться не хочу.

— Ну вот, а с бабушкой… это даже не знаю, как объяснить… вини-пух с банкой меда.

— Ты любишь бабушку с дедушкой, — говорю я, заметив, каким светлым стало лицо парня.

— Конечно, я ведь провел у них половину детства. И вполне возможно, что лучшую. — Он поднимается и, посмотрев на меня, добавляет. — Глеб тоже смотрит на тебя, как на банку меда, — замечает Ник, и выходит из столовой, а я задумчиво смотрю на холодный кофе в кружке.

С отъездом Ника и Глеба в доме становится тихо, а на выходные уезжают и Александр с Кристиной, а я остаюсь одна. Пожалуй, это даже прикольно. Александр возвращается во вторник. Ник в среду. К этому времени у меня уже много наработок, и я обещаю в выходные предоставить окончательный проект. Если Александр его одобрит, уже со следующей недели можно приступать к восстановительным работам. Мне нравится, что у меня получается. Да, интерьер выходит не современный, но в том зале с роялем другой и не нужен — это окно в прошлое. В приемы девятнадцатого века, в литературные вечера начала двадцатого. Высокие потолки и витражи на окнах должны сделать зал легким и немного сказочным.

Я стараюсь отдавать работе каждый миг, и это позволяет не думать о Глебе. Но к пятнице я вся на нервах и в предвкушении. Не могу не ждать нашу встречу, не могу не гадать, как она пройдёт и какой очередной шаг предпримет Глеб. Я хочу и в то же время не хочу рискнуть. И мне нравится наша с ним игра.

Примерно со среды каждый вечер сижу с телефоном и уговариваю себя не писать и не звонить. Он тоже не пишет. Верен своему слову или просто забыл? Эти мысли не дают покоя. Я должна радоваться, ведь все происходит ровно так, как я хочу, но, увы, не получается. Глеб Лисовецкий слишком сильно запал в мое сердце.

К концу недели сильно холодает и в пятницу вечером начинает идти снег. Мы стоим с Ником на веранде в теплых куртках, в шапках и греем руки о кружки с горячим кофе.

— Ранняя в этом году зима, — замечает Ник. — Тут особенно красиво со снегом. Новый год в Верещагине — это всегда нечто.

Я киваю, с тоской думая, что я не увижу тут Новый год, а жаль. Наверное, жаль.

— Еще растает, — отзываюсь я и размышляю о том, как там Глеб. Мотоциклетный сезон закончился. А вдруг он выехал из Москвы до начала снегопада?

Я жду его до самой ночи. Не ухожу с веранды, хотя замерзла, и Ник уже отправился спать. Но в пятницу вечером Глеб не приезжает, и сердце сжимается от страха и глухой тоски.

Успокаиваю себя тем, что если бы Глеб решил ехать на мотоцикле и с ним, не дай бог, что-то случилось, я бы точно узнала об этом через Ника. А так…просто не захотел приезжать. Забыл, передумал, нашел кого-то еще… в конце концов, я знала — отношений с ним быть не может, и сама ему сказала «нет», которое повторю еще раз, если придется.

Я принимаю все варианты. И аргументы, которые привожу себе кажутся логичными, но все равно не могу уснуть и кручусь в кровати до трех ночи, ну а с утра в субботу, естественно, просыпаю завтрак и сползаю вниз ближе к одиннадцати.

Пить кофе на веранде в любую погоду уже традиция. Сегодня оттепель и снег сползает с газона, обнажая черные проплешины. С крыши капает, а небо серое. Сегодня влажно и зябко и я уже хочу идти в дом, когда замечаю за воротами машину.

Видеть подъезжающее к дому такси непривычно, а уж выходящего из него Глеба и подавно. Мне кажется, даже с веранды я замечаю удивлено-брезгливое выражение его лица, появившееся от прикосновения к жизни простых смертных.

Наверное, стоит игнорировать его приезд. Это правильно, но я не могу. Выхожу в холл и замираю, потому что возвращение Глеба заинтересовало не только меня. Приходится делать вид, что я иду за добавкой кофе.

— Глеб? — удивленно спрашивает Александр, — Скажи мне, а где твоя машина?

— Я ее подарил, — мрачно припечатывает парень, и у меня сердце падает в желудок. Неужели у него есть женщина? Кому еще можно подарить машину?

— Ты идиот? — интересуется мой непосредственный начальник, и судя по выражению лица, это самое мягкое определение для Глеба. Нет, он не злится. Вряд ли Лисовецкого старшего может так сильно расстроить растрата денег братом, скорее, он удивлен и обескуражен. — И кому же?

— Саш, не шлюхе, которая сделала мне незабываемый минет, — устало отмахивается парень. — Я не такой дурак. Просто другу оказалась нужна помощь.

— У всех твоих друзей денег больше, чем у нас.

— Ну теперь не у всех. — Жмет плечами Глеб и поворачивается в мою сторону. — А сейчас, прости, я хочу кофе и коньяк. Можно в одну кружку.

Глеб двигается ко мне и орет во всю глотку.

— Эмилия Львовна-а!

Я стараюсь улизнуть в сторону столовой, но не успеваю, Глеб нагоняет и приобнимает за талию, увлекая за собой в том же направлении.

В спины доносится голос Александра.

— Глеб, я должен знать, кто из твоих друзей остался с голой жопой! Вдруг я завтра с ним заключу контракт.

— Саш… — Глеб останавливается, не отпуская мою талию из железных тисков своих рук. — У его семьи все хорошо. А с ним ты не сможешь заключать контракт, потому что у него есть только моя машина и моя квартира.

— И квартиру ему отдал?! — В этот момент глаза Лисовецкого старшего огромные, кажется, они вылезут из орбит.

— Новую куплю, — отмахивается Глеб. — Она мне все равно не нравилась. А пока в поместье вот поживу.

— Иногда я сомневаюсь в твоей адекватности, — замечает Александр, и Глеб пожимает плечами.

— Иногда я тоже. Но ты знаешь, у меня не так много хороших друзей, а те, что есть стоят машины и квартиры.

— А одежда где? Тоже отдал?

— Ну, приедет одежда скоро или ты хотел, чтобы ее я тоже на такси привез?

Александр машет рукой и уходит в кабинет, а я поворачиваюсь к Глебу и спрашиваю.

— Что у тебя случилось?

Он выглядит расстроенным, не выспавшимся. Глеб совсем непохож на человека, который, не подумав, отдаст машину и квартиру. Значит, произошло что-то серьезное. Внезапно становятся неважными все переживания и мысли о том, как с ним себя вести, а уместно ли заговорить, а не подумает ли он неправильно, а не воспримет ли улыбку, как намек. Я просто за него волнуюсь и хочу поддержать. Остальное сейчас не имеет значения.