Как вы знаете, критики и аудитория были беспощадны! Однако, нам удалось добиться некоторых успехов в развитии творческого потенциала нашего ИИ. Любочка, свет, пожалуйста, — кивнул Малинов секретарше.

Та подняла длинную руку с пультом над толпой, и на высокие открытые окна тут же опустились тяжелые шторы. В то же мгновение появился демонстрационный экран.

— Как видите, первой удачей были картины, сгенерированные нейросетями, — на дисплее показалось изображение муравьеда, испещренное глазами и ртами, перетекавшими друг в друга. — Конечно, для создания этих работ компьютер всего-навсего интерпретировал существующий визуальный ряд. Мы не могли остановиться на этом!

— Уж конечно, — прыснул Силин. Секретарша метнула в него неодобрительный взгляд из-под очков.

— Следующим шагом стало синтезирование оригинального контента, — слайд поменялся. — Мы отдали на анализ ИИ сотни тысяч полотен, музыкальных и литературных произведений, чтобы он смог, так сказать, «научиться», — на экране сменяли друг друга репродукции картин великих мастеров. — И он научился! — ликующе добавил Профессор и посмотрел на экран. — Мы стали получать невероятное количество парадных портретов эпохи позднего Барокко, тома экзистенциальных романов и, конечно, потрясающие своей красотой классические симфонии. В этот момент мы представили плоды наших усилий на суд общественности. Что и говорить, поклонники средневекового искусства были в восторге. Чего не скажешь о критиках и современной молодежи, — голос Малинова дрогнул. — Мы получали гневные письма, нас обвиняли в синтезе плагиата, подмене истинного искусства классиков нашими «кощунственными» произведениями и, разумеется, в отсутствии компетенции относительно такой тонкой материи, как творчество.

— Это еще слабо сказано, — мрачно пробурчал себе под нос Волкин, не заметив зловещих бликов в очках секретаря.

— К счастью, после долгой калибровки, мы нашли выход из ситуации! — радостно подвел итог Профессор. — Мы решили, что необходимо добавить в наше уравнение переменную общественного мнения! Это гениальная идея принадлежит вашему покорному слуге, и она решила проблему! — скромно заметил бородатый пожилой мужчина, опустил глаза и сделал паузу для аплодисментов.

Аудитория уважительно похлопала. Волкин стоял, скрестив руки на груди, и качал головой.

— Теперь ИИ руководствуется не только своими скудными представлениями о хорошем и плохом искусстве! Теперь он смотрит широко на предмет своего творчества.

— Статист хренов, — недовольно выдавил из себя Волкин.

— Как думаешь, будут шедевры? — дотянулся до уха приятеля Силин.

— Думаю, будет пердеж почище того, что печатают в желтых газетенках.

— Мальчики, имейте совесть! — прошипела «Любиванна».

— Свет, — попросил Профессор, и секретарь осветила лабораторию ласковыми лучами весеннего солнца. Запревшая в темноте и духоте аудитория облегченно вздохнула. — Процесс был завершен сегодня утром, никто, кроме меня, еще не видел результатов. Я хотел сохранить тайну до последнего момента. Даже мои сотрудники еще не видели, что приготовил для нас ИИ! — Волкин и Силин переглянулись. — Итак, прошу внимания! — Малинов взмахнул рукой и лаборантки, стоявшие возле громоздких производственных принтеров, накрытых белыми простынями, стянули покровы с компьютерных произведений. — Перед вами неоспоримые шедевры современного искусства! — громогласно заявил бородатый профессор.

Выдержав секундную паузу, толпа ахнула, и шквал аплодисментов накрыл зал.

После презентации новой ступени развития искусства прошла неделя. В пустой лаборатории сидели двое молодых научных сотрудников. За окном шел дождь, звонкие щелчки капель о карниз сопровождали глухое журчание работавших принтеров. На фоне тихо играла бесконечная рок-н-ролльная песенка, сочиненная накануне ИИ.

— Что теперь будет, — вздохнул Силин. Он сидел за столом, мечтательно смотрел на дрожавшие от дождя ветви деревьев, подбородок лежал на скрещенных пальцах рук.

— Думаю, ничего не изменится, — Волкин расположился на подоконнике и пристально следил за работой принтеров.

— Да ладно? Такой прорыв ведь! — Силин откинулся на спинку стула.

— Да разве же это прорыв? — Волкин спрыгнул и заложил руки за спину, — Счетной машине кажутся правильными только парадные портреты, романы про вопросы жизни и смерти и симфонии для струнного оркестра. А широким массам хочется любоваться картинами импрессионистов, слушать рок-н-ролл и читать дешевые детективы. Наш ИИ — просто кофе машина, — он подошел к принтеру. Тот усердно печатал очередной пейзаж, будто вышедший из-под кисти Моне. — Он просто проанализировал все наше искусство и сделал вывод, что классическое лучше всего остального. Но этот вывод никак не помешал ему ввести незатейливую переменную Малинова и пойти на поводу у миллиардов опрошенных посредственностей. Вот и получается: хочешь, сделает эспрессо, хочешь — капучино.

— По-моему, ты сам запутался в своих рассуждениях! — Силин расплылся в довольной улыбке. — ИИ в искусстве не разбирается, общество не разбирается, критики, надо полагать, и подавно! Так кто же разбирается? Может, ты?

— Дурак ты, Силин, — не оборачиваясь, ответил коллега. — В этом и есть суть искусства, никто не прав, и каждый прав по-своему. Именно поэтому нашему ИИ до творческого прорыва, как до звезды!

— Мда, зато у нас теперь есть многотомный детектив про забавного сыщика! — Силин посмотрел в раскрытую перед ним книгу, недавно напечатанную лабораторным принтером.

— Это серия?

— Да, роман в бесконечном количестве частей. Знаешь, уверен, что публика его оценит: свежо и с юмором!

— Хорошо еще, что мы кинематограф не отдали ему на растерзание, — покачал головой Волкин.

26 февраля 2020 года

Мария и Камень

Мария была решительной женщиной с летящими бровями, которая точно знала, чего хочет и как это получить. Но в силу врожденной скромности периодически делала вид, что её стремления далеко не все, что её волнует в этой жизни. Первые семнадцать лет она провела в деревне, заплетая и расплетая косы и ходя в школу насквозь через лес по глубоким сугробам или под палящим солнцем. А потом в село приехал городской парень, влюбился в неё и увез в город. Там она стала знатной швеей, родила сына и, проработав на швейной фабрике без малого сорок лет, поставила громкий повелительный голос, которым воспитала двух внуков. А сейчас, на шестьдесят пятом году своей жизни, спустя десять лет с тех пор, как похоронила мужа, вела хозяйство на семейной даче сына. У Марии был аккуратный огород с томатами, огурцами, перцами свеклой, пучком базилика и парой клумб сезонных цветов. А еще у неё был Камень.

Камень стал смыслом жизни Марии неделю назад, когда сын с золовкой решили разбить в огороде сад камней. Несколько экземпляров привезли внуки, парочку раскопала собака в соседском дворе. Но ни один из них не мог сравниться с ее Камнем.

Как-то утром Мария шла к ручью за ключевой водой. По извилистой тропинке мимо оврага и сияющей на июльском солнце белокаменной церкви. Рядом бежал её пес — маленькая озорная городская собачка, с которой они жили на даче все лето. Внезапно ей на глаза попался небольшой красный холмик на обочине проселочной дороги. Блеснув спинкой,