Шрифт:
Закладка:
— Понятно, — Анфиса тянется к солнцезащитным очкам Никиты. — А что это такое? Это специальный знак принадлежности к царской опричнине? Так же как метла и собачья голова?
— Да, что-то вроде того, — кивает Никита, проигнорировавший оскорбительную тираду Орлова. — Ну что, сестрица, прощайся, царская служба не ждёт. Отвезу тебя домой, и на работу поеду.
Я прощаюсь с Орловыми, мы с Никитой, так и не снимающем солнцезащитные очки, садимся в повозку, и едем в новый дом. Ехать приходится совсем недолго — казнённый боярин жил не так далеко от дома Володиного предка, наверное, даже знаком с ним был.
— Симпатичный домик, — я выхожу из повозки, и разглядываю узорчатые ставни. — Конечно, не три этажа как у Орловых, но нам с тобой и двух за глаза хватит. Сможем даже не встречаться!
— Эх, не любишь ты своего братца, — ухмыляется Никита, открывая передо мной ворота. — Впрочем, часто видеться нам не придётся — царская служба дело небыстрое.
— Никита, ты что, гордишься тем, что стал опричником? — я ступаю на крыльцо и берусь за ручку двери. — Если я помню историю, они же премерзкие люди были! Грабили, пытали, убивали!
— Дорогая сестричка, раз я попал во времена Грозного, нужно прочувствовать историю изнутри, — Никита вслед за мной заходит в дом. — А где я лучше прочувствую атмосферу времени как не в опричнине?
Последнее слово Никиты слышат вышедшие встретить нас бородатые парни и симпатичные девки с длинными косами, и на их лицах отражается презрение и негодование, — наверное, они были привязаны к своему господину. Представляю, как им теперь неприятно служить опричнику и его сестре!
— Здравствуйте, — здороваюсь я, и слуги нехотя кланяются.
Нас с Никитой проводят с экскурсией по дому, показывают всё, начиная от кухни и заканчивая спальнями. Оказывается, казнили не только боярина, но и его супругу, потому что мне достаётся целая куча красивых нарядов. Конечно, неловко носить одежду казнённой женщины, но другой у меня не предвидится, так что придётся надевать то, что есть.
Пока меня мучат угрызения совести, Никита уже успевает переодеться в одежды казнённого боярина, и с удовольствием любуется собой в зеркало моей новой опочивальни. Выражение лица наших новых слуг из презрительного становится просто негодующим, но Никиту это совершенно не смущает, он то надвигает на лоб, то сдвигает набок красивую парчовую шапку, будто не может определиться, как лучше.
— Уймись ты уже, — я пихаю в бок своего несносного «братца». — Слугам же неприятно на тебя смотреть!
— Слугам? Неприятно? — надменно переспрашивает Никита. — Слуги — это слуги, я не обязан делать им приятно. Главное, чтобы приятно было мне.
— Какой же ты мерзкий человек! — говорю я Никите, провожая его во двор, где ему уже взнуздали коня. — Ты ведь не из этого времени, откуда столько пренебрежения по отношению к тем, кто тебе помогает?
— А это, Дашенька, называется умение адаптироваться, — Никита с помощью одного из слуг усаживается на гнедого коня с привязанной к седлу метлой. — Ну, не скучай тут без меня, займись хозяйством, разузнай у поваров, что они прежнему хозяину готовили. Чао!
— Пока, придурок, — недовольно бурчу я вслед уезжающему Никите, и возвращаюсь в дом.
Поговорив с поварихой на тему того, что она сегодня подаст на обед, а что на ужин, я пытаюсь наладить контакт с сенной девушкой, симпатичной курносой блондинкой, но получается как-то не очень.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я, когда по моему приказу она сопровождает меня с экскурсией по осеннему саду.
— Марфой, — бойко отвечает девушка.
— Покачаемся на качелях, Марфа? — предлагаю я, завидев в глубине сада деревянные качели.
— Как прикажете, на всё ваша воля, вы же теперь здесь госпожа, — с нескрываемым ехидством говорит мне Марфа.
— Послушай, я понимаю, что твоих предыдущих господ казнили, и очень им сочувствую, — пытаюсь я наладить контакт. — Жить в их доме — не мой выбор, я не виновата, что государь пожаловал этот дом моему брату!
— А мне всё равно, виноваты или нет, — огрызается Марфа. — Не зря говорят — яблоко от яблоньки недалеко падает!
— Ну, вообще-то по такой логике мой брат не яблонька, а тоже яблоко. А яблоки могут упасть друг от друга довольно далеко, — я усаживаюсь на скрипучие качели, и жестом предлагаю Марфе сесть рядом.
Недовольно сморщив нос, она садится, и мы начинаем неспешно раскачиваться. Глядя на покрытые золотыми листьями деревья, я задумываюсь о том, как там Володя. Из-за того, что расставались мы при его «родителях», нам даже толком попрощаться не удалось. Хорошо было бы отправить ему весточку, вот только как это сделать? Новые слуги сильно меня не любят, даже не уверена, что донесут. Да и письменные принадлежности не уверена, что в доме найдутся. Хотя, в доме есть библиотека, значит, хозяин был грамотным человеком, и писать точно умел…
— Марфа, а есть дома бумага и чернила? — спрашиваю я, взлетая на качелях к самым облакам.
— Вестимо что есть, — сердито отвечает Марфа. — Только зачем они вам? Предыдущий мой господин был грамотным человеком, а вы что с ними делать будете? Самолётики запускать?
— Вообще-то я тоже грамоту разумею, — недовольно отвечаю я, приостанавливая полёт качелей. — Пойдём в дом, мне кое-кому написать нужно.
Марфа ведёт меня в комнату, по-видимому, бывшую кабинетом прежнего хозяина, показывает, где лежат бумага и чернила. Я пишу Володе короткое письмо, и отправляю его с одним из слуг.
— Любовную переписку ведёте? — подозрительно глядя на меня своими широко расставленными голубыми глазами интересуется Марфа.
— И любовную переписку веду, и свидания назначаю, — смеюсь я. — Сегодня вечером жди гостей!
Время до прихода Володи тянется до жути медленно, я успеваю пообедать, и чуть было не начинаю вышивать на найденных на окошке пяльцах, до того скучно. Наконец, лает собака, и я вижу, как на крыльцо ступают посланный мной слуга и мой любимый жених.
Сбежав вниз на первый этаж, я кидаюсь на шею Володе, и под осуждающий взгляд бородатого слуги, целую своего жениха. Да, таких вольных нравов этот дом точно не видел, потому что слуга прикрывает глаза рукой, и, бормоча какие-то ругательства, убегает.
— Хорошо, что благодаря твоему дикарскому танцу царь пожаловал вам с Никитой дом, — говорит Володя, когда мы с ним усаживаемся за длинный дубовый стол пить чай. — Теперь мы сможем общаться более вольно, чем при чете Орловых. Вот только Михайло Орлов из-за этого на всё ваше
