– Ну не знаю, – обиженно ворчала Танечка, просушивая волосы феном, – как вы будете ходить с такими волосами…

Надежда сделала вид, что не слышит, и позвонила Катерине. Та, на ее счастье, оказалась на работе и велела подойти к служебному входу в отель.

В зеркало Надежда заглянула только дома, куда забежала на минутку, чтобы переодеться во что-то более приличное, чем джинсы и курточка. И тут же поняла, что лучше бы она этого не делала.

Краску Танечка взяла ту же, что и раньше, тут все было в порядке. Но волосы, нестриженные и неуложенные, буквально стояли дыбом, как иголки у сбесившегося ежа. С такой прической нечего было и думать надевать приличное платье, так что Надежда всунула руки в рукава нового кардигана, накрасила губы и помчалась в «Лютецию», отмахнувшись от кота, который смотрел на нее в полном изумлении и даже жалобно мяукнул.

Надежда Николаевна подошла к служебному входу отеля и позвонила.

Дверь тут же открылась, и перед Надеждой появился рослый, представительный мужчина с роскошной седой гривой, в черном пиджаке с вышитым на кармане названием отеля и в галстуке-бабочке в красно-синюю полоску.

– Вы к кому? – осведомился он густым басом, окинув Надежду оценивающим взглядом.

– К Катерине… к Катерине Романовне! – пролепетала Надежда, подавленная великолепием гостиничного привратника.

Нет, надо было все же платье надеть и туфли на каблуках…

– Борис Борисович, это ко мне!

Из-за спины седовласого появилась Катерина. Она была в строгом темно-сером костюме, на кармашке которого тоже было вышито слово «Лютеция», на шее повязан шелковый шарфик в тех же красно-синих тонах.

– Ах, к вам… – привратник тут же стушевался и даже стал меньше ростом.

Катерина подхватила Надежду под руку и повела по коридору, негромко говоря:

– Все же признайся, зачем тебе понадобилось попасть на эту презентацию? Светские тусовки – это не твое, диетами ты никогда не увлекалась, да тебе это и ни к чему…

– Ну, это как сказать! – вклинилась Надежда в ее монолог. – Вот тебе действительно ни к чему, ты в отличной форме!

– Мне приходится, – вздохнула Катерина. – Издержки профессии. Если наберу вес – могут понизить в должности, а то и уволить, здесь с этим строго… Или правда то, что о тебе говорят? – Она с любопытством покосилась на Надежду.

– Ты о чем?

– Что ты – частный детектив.

– И кто же, интересно, сказал тебе такую глупость?

– Ну… – Катерина замялась. – Нашлись люди, просветили насчет твоей деятельности…

– Милка! – рассердилась Надежда. – Она, больше некому! Ну просила же ее по-хорошему.

Милка была старинной приятельницей и коллегой, она тоже уже давно не работала в НИИ, но, обладая страшно общительным характером, все время звонила всем знакомым, обреталась во всех социальных сетях, а также вечно устраивала какие-то встречи, междусобойчики, совместные поездки за город, а там болтала, болтала, болтала… Надежда ни за что не стала бы рассказывать ей о своем, если так можно выразиться, хобби, но жизнь подстроила так, что им с Милкой пришлось расследовать пару-тройку дел. То есть Милка попадала в ужасные истории, а расследовала Надежда и просила приятельницу только об одном: никому не говорить!

Милка била себя в грудь кулаком и клялась всеми святыми, но по прошествии времени натура взяла верх.

– Вот и помогай после этого людям! – вздохнула Надежда Николаевна.

– Ну, не хочешь об этом говорить – и не надо, – примирительно сказала Катерина. – Кстати, вот мы и пришли. Только я тебя очень прошу – держись тихо и незаметно, иначе у меня могут быть неприятности.

– Ну о чем ты говоришь? Я – сама скромность! – возмутилась Надежда. Неужели Катерина думает, что она не умеет себя вести в приличном обществе?

Катерина толкнула высокую дверь – и на Надежду обрушился водопад света и звуков. Она тут же поняла, что даже если бы и надела сегодня самое лучшее свое платье и бриллиантовое кольцо, которое муж подарил на свадьбу, то все равно выглядела бы здесь как Золушка – причем не тогда, когда была принцессой, а потом, после двенадцати, когда карета превратилась в тыкву, а лошади – в мышей.

Ничуть не расстроившись по этому поводу, Надежда Николаевна оглядела зал, заполненный по большей части дамами в роскошных платьях и сверкающих украшениях. Среди них изредка попадались представительные мужчины в черных костюмах да сновали официанты с подносами, на которых стояли бокалы с шампанским и блюда с разнообразными канапе.

Когда один из них оказался рядом с Надеждой, она машинально взяла с подноса крошечный бутербродик, куснула его… и поморщилась: это был кусочек сельдерея с имбирем на пережаренном ржаном сухарике.

Тут Надежда заметила, что на нее внимательно смотрит старушка в маленьком черном платье, с большими бриллиантами в ушах и на скрюченных артритом пальцах. Старушка, очевидно, была подслеповата и не разглядела Надеждиной простой одежды. Все остальные гости не замечали ее в упор, как будто она была невидимкой. Надежда опять-таки ни капельки не расстроилась, так гораздо удобнее.

– Душечка, вам что, не нравится сельдерей? – строго осведомилась старушка.

– Нравится, очень нравится! – отозвалась Надежда, подумав, что в этом зале нелюбовь к сельдерею вполне может быть приравнена к смертному греху или даже к преступлению.

– А что же вы морщитесь? – допытывалась старуха.

– Да так, вспомнила одну неприятность… – пролепетала Надежда и торопливо проглотила остаток канапе, как неопровержимую улику своей греховности.

– А какую неприятность – финансовую или романтическую? – не сдавалась старушенция.

– Ох, простите, – выпалила Надежда Николаевна, – с вами очень приятно поболтать, но я увидела свою знакомую, которой должна сообщить очень важную новость!

С этими словами она бросилась в толпу… и действительно увидела свою знакомую. И не кого-нибудь, а неподражаемую Лилю Путову.

Впрочем, Лилю, при ее гренадерском росте, трудно было не заметить при любом скоплении народа, потому что она возвышалась над всеми на целую голову.

Надежда подошла к Лиле и прошипела:

– Ты что здесь делаешь?

Лиля обернулась, увидела Надежду и удивленно воскликнула:

– О, Надежда Николаевна! А вы как здесь оказались? Я-то по служебному заданию – освещаю для своего издания светское событие, а вот вы…

– Вот я, вот я… – передразнила ее Надежда. – Я здесь для того, чтобы предотвратить убийство!

– Что – снова видели инсталляцию с манекеном?

Надежда посмотрела на Лилю с подозрением: не насмехается ли та над ней. Но Лиля вроде бы была совершенно серьезна.

– Да, видела! – призналась она наконец. – И на этот раз у меня есть доказательство. Я эту инсталляцию сфотографировала.

– О, серьезно? Покажите!

– Сейчас… – Надежда достала свой телефон, открыла галерею фотографий… и удивленно уставилась на экран телефона.

Там, где должны были храниться фотографии распятого манекена, ничего не было. Ни самого манекена, ни окна, ни книги, даже белого кролика с розовыми глазами в шикарном камзоле, который случайно попал в кадр, и то не было.

Одни пустые, засвеченные кадры. Как будто Надежда снимала пустоту.

– Ну, покажите, где же эта инсталляция? – Лиля потянулась к телефону Надежды.

– Ох, ты знаешь, я, наверное, ошиблась… тут что-то не то… – заюлила Надежда.

– Опять двадцать пять! – вздохнула Лиля. – Ну, Надежда Николаевна, сколько можно!

– Клянусь тебе, здесь были фотографии… я на всякий случай сфотографировала манекен несколько раз… не понимаю, что с этими снимками случилось…

– Та-ак! – протянула Лиля. – Значит, снова манекен?

– Да, но я не одна его видела! – и Надежда рассказала, как пришла в библиотеку, зашла на выставку художественных кукол и увидела распятый манекен. – И если ты думаешь, что я все придумала, то у тебя же есть знакомые в полиции? Так вот можешь удостовериться, их точно сегодня вызывали в библиотеку имени Скабичевского! Там, знаешь, такая тетка замдиректора работает – у нее не забалуешь! Всех ментов на уши поставит, заставит дело открыть!

– Да какое дело? Подумаешь, манекен к куклам подсунули!

– Дело о вандализме! Художественная выставка, куклы красивые, дети ходят, а тут такое… Манекен распятый, и такой большой, в человеческий рост… – Надежда для большей убедительности широко развела руки, чтобы показать размер манекена, и при этом нечаянно задела даму в лиловом платье.

Дама в это время как раз поглощала канапе с сельдереем, а в обеих руках держала два следующих – со свежим огурцом и с авокадо. Надежда попала даме как раз по носу. От неожиданности та глубоко вдохнула, и бутерброд проскочил ей в горло непрожеванным. Дама выпучила глаза и ошалело замахала руками, не в силах произнести ни слова. Кусочки огурцов попадали на пол, как листья осенью.

– Прошу прощения! –