Шрифт:
Закладка:
— Первый! — ответил Костя. — Первенец я у тебя!
— Ты? — удивилась Маша. — Разве узнаешь? Грязный весь!
— Землей засыпало… Погоди. Гранату кинь, да подальше. Пусть японцы не рыпаются.
Маша размахнулась. Взрыв показался негромким.
— Хорошо, — одобрил Костя. — За камни попала.
Метров пятьдесят они ползли спокойно. Плоткин, как мог, помогал девушке. Цеплялся руками за сухую траву, подтягивал непослушное тело. Возле гребня сопки они попали в полосу, которую интенсивно обстреливали японцы. Было сумрачно, самураи не видели их, стреляли наугад. Пули цокали по камням. И когда до спасительного гребня оставалось всего метра два, Костя почувствовал, как вздрогнула девушка. Горячая кровь потекла ему на лицо, смешалась с его кровью.
Теперь Маша тянула его рывками: боль при каждом рывке была страшная, но Костя не кричал. Он боялся, что девушка обессилеет и они останутся здесь, под огнем.
Но вот гребень позади. Маша опустила Плоткина на дно траншеи, сама села рядом. Появились бойцы.
— Ты что? — испуганно спросил кто-то. — Твоя кровь?
— В мякоть, — ответила она, доставая бинт. — А ну, отвернитесь! И ты тоже! — приказала она Косте.
Как сквозь дремоту он слышал потом разговор. Цуканова сказала, что пойдет за сержантом, а лейтенант не хотел ее отпускать. Говорил, что темно, что японцы опять накапливаются для атаки. А Костя представил вдруг себя на месте Бахно. Что, если очнешься один, под чужим ночным небом, беззащитный, брошенный всеми? И ему стало легче, когда услышал слова Маши:
— Нет, пойду.
И все. Он словно провалился в глубокую черную пропасть.
Между тем Маша Цуканова где перебежками, где ползком приблизилась к неглубокому окопчику, в котором лежал Бахно. Сержант не дождался ее — он был уже мертв. Маша знала, что с такими ранами долго он не продержится, поэтому и решила сначала вынести Плоткина. И все же не вернуться сюда она не могла. Как жить потом с мыслью, что побоялась, не пошла спасать человека?
А лейтенант был прав — японцы снова полезли на сопку. Маша схватила автомат Бахно, нажала спусковой крючок. И в ту же секунду яркая вспышка ослепила ее. Японская граната разорвалась справа, сильный удар сбил Машу с ног. Тельняшка сразу сделалась мокрой.
Топот, крики. Кто-то полоснул лучом фонаря по лицу. Потом ее подхватили за руки и за ноги, понесли. Слышались возбужденные голоса, чужая, непонятная речь. Маша не чувствовала боли от ран. Она напряглась, сжалась внутренне, ожидая чего-то ужасного.
На одну секунду в ней проснулась надежда, когда она услышала русские слова. Открыла глаза: над ней склонился японец со странным птичьим носом, маленькой щелкой рта. Мягко и вкрадчиво говорил о том, что, если она ответит на его вопросы, все будет хорошо. Ее вылечат, она будет жить. А если нет… В руке японца появился широкий ножевой штык, он поднес его к самым глазам девушки.
Маша поняла, что этот японец — зверь, он способен на все. И она решила не отвечать ему. Ни на один вопрос. Потому что каждый ее ответ — это удар по тем товарищам, которые остались на сопке, по раненым, лежавшим в пещерах, по всему десанту.
Допрашивали ее трое. Штабной офицер, врач и капитан, помощник Минодзумы, считавший, что добиться показаний у девчонки не стоит больших трудов. Японцев интересовали три вопроса: есть ли у десанта резерв? где он находится? когда прибудет в Сейсин следующий караван судов? Самураи торопились. Они понимали, что в их распоряжении только одна ночь. До рассвета надо нанести по русским сокрушительный удар, сбросить в море, захватить порт. Но на каком участке лучше атаковать? В какое время? Девушка молчала. Она вздрагивала от уларов, но даже не стонала, стиснув зубы. Японский капитан разомкнул зубы штыком. Изо рта пошла кровь.
— Ты будешь жить! — сказал он. — Даю тебе клятву: ты будешь жить, если ответишь! Или ты сойдешь с ума от боли и скажешь мне все в бреду. Выбирай!
Маше молчала.
Капитан резанул штыком по груди, сунул острие штыка в рваную осколочную рану, повернул лезвие. Девушка вскрикнула и потеряла сознание.
— Так нельзя, — предупредил врач. — Так мы ничего не добьемся.
— Добьемся! Делайте свое дело!
Врач поднес флакон нашатырного спирта. Девушка вздохнула, шевельнулась со стоном. Дрогнули ресницы.
— Ты слышишь меня? — сказал японский капитан. —
Ты ответишь на мои вопросы и будешь жить. Ты слышишь? Где резерв? Возле перевязочного пункта? Возле наших казарм? В порту? Где резерв?
Маша молчала, Самурай ударил ее штыком в глаз.
Нет, больше рассказывать об этом я не могу!
Ночная атака
Когда я вернулся с перевязочного пункта, Гребенщиков подремывал на дне окопчика. Я устроился рядом. Подстелили мой бушлат, накрылись его бушлатом и затихли. Ночь была теплая и звездная. Такие яркие звезды я видел впервые. Казалось, до них можно дотянуться рукой. В порту горели дома, и справа и слева от нас слышались выстрелы. А у нас было спокойно.
Проснулся я часа в три от какой-то смутной тревоги. Зашевелился и Федор. По времени должно уже было светать, но над землей висел сырой туман, такой плотный, что в десяти метрах трудно различить человека. Одежда на нас стала влажной.
Наверху, у самого гребня, метнулась сутулая тень. Я не узнал, кто это. Не узнал и приглушенного голоса:
— Подпускайте ближе! Стрелять по команде!
Захватив гранаты и автомат, взятый у погибшего бойца,
я перебрался в окоп нашего прикрытия. Лег рядом с Сашей Кузнецовым. Никак не мог унять дрожь. Лежал и клацал зубами. Кузнецова тоже трясло как в лихорадке.
— Ты чего? — спросил он шепотом. — Боишься, что ли?
— Замерз. И ты тоже…
— Ага, сыро.
Мне стало смешно. Сидят двое и трясутся неизвестно отчего. Засмеялся и Саша. Старшина Михайлов цыкнул на нас:
— Тихо, японцы рядом!
Я всматривался в темноту, но ничего не мог разглядеть, кроме смутных очертаний кустарника. От напряжения стало даже казаться, что кустарник шевелится. Нагнулся, чтобы вставить запалы в гранаты. И вдруг справа оглушительно забарабанил пулемет. После глубокой тишины звук показался таким громким, что заныли уши.
Еще секунда — и все потонуло в грохоте выстрелов. Тысячи пуль понеслись вниз. Мы били в темноту, наугад. Но вот взметнулось несколько ракет, и мы увидели густую цепь японцев, залегшую в сотне метров от нас. Там поднялся крик, оттуда ударили залпами. Мы бросали гранаты, но не многие из них долетали до цели.
Японцы, поняв, что неожиданная атака не удалась, начали медленно отползать, прикрываясь пулеметами. Потом ударили их гранатометы. Вражеский огонь был
