Шрифт:
Закладка:
Я вижу Машу. Она выходит из подъезда и смотрит в мое окно. Или мне кажется? Проверить легко. Бегать я не могу, спускаюсь во двор медленнее, чем хотелось бы.
Настигаю девушку около магазина «Магнит»:
– Маша! Зачем тебе деньги?
– Жалеешь, что дал. Забирай!
Я останавливаю ее порыв вернуть достать деньги из сумочки:
– Что стряслось в твоем магазине?
Маша мнется. Я трясу ее за плечи:
– Это я, Маша, я! Никита Данилин, пусть и Контуженый!
– Я старший продавец, на хорошем счету. На время отпуска директор Нина Петровна Лосева поставила меня вместо себя.
– Директором магазина?
– Да.
– Так это же хорошо!
В глазах Маши нет радости.
– Перед возвращением Лосевой в магазине провели плановую инвентаризацию. Выявили недостачу. Огромную! Обычно, в пределах разрешенных двух процентов, а тут… Моя ответственность. Или погасить долг двести тысяч рублей, или заведут дело о хищении. Пятьдесят я уже отдала.
– Почему к родным не обратилась?
– Узнают. Стыдно.
– А ты виновата?
– Формально так.
– А по-людски? Почему недостача?
– Я не знаю.
Маша вертит головой и отходит от магазина. Я за ней. Она говорит тихо:
– Был слух, что Нина Петровна одолжила товар в соседний «Магнит» под инвентаризацию. Там Адолян директор. Он не вернул товар, и я попала.
– Ты Лосеву спрашивала?
– Она все отрицает.
– Врет!
– Я не могу доказать. Лучше отдам деньги, отработаю долг, а директором – никогда!
– Быть или не быть директором – сама решай. А насчет вранья я проверю.
– Как?
Я трогаю нос:
– Сам не знаю. Надеюсь, сработает.
Мы входим в «Магнит». Маша ведет меня в подсобку к директору.
За столом Лосева, дородная женщина в блузке, которая обтягивает ее, как колбасная шкурка. Коротка стрижка закрывает ее лоб и смахивает на парик. В ушах вздрагивают тяжелые серьги, когда она отрывается от бумаг и буравит глазками Машу.
– Соболева, принесла деньги?
Я выхожу вперед и отвечаю:
– Пришла за своими.
– Ты кто такой?
– Контуженный на всю голову. Ты украла, ты и расплачивайся.
– Хамло! Выйди отсюда!
– Украла – отвечай!
– Ты что несешь? Это Машкина вина! Я была в отпуске.
– А кто Адоляну товар сбросил? Разве не ты?
– Да я тебя! Да мы… – Лосева хватается за телефон, звонит Адоляну. – Сурен, приезжай срочно. Соболева взбеленилась, защитника привела.
– С Машей норм. Это у меня с башкой проблемы. – Я сажусь напротив Лосевой, стучу пальцами по столу. – И кто из вас схему придумал? Кто главный вор?
– Сейчас ты получишь, – шипит Лосева.
Проходит время и в тесную подсобку вламывается Адолян, накидывается на Машу.
– Соболева, захотела по статье пойти! Акт с недостачей есть. Заявление в прокуратуру напишем – и всё!
Я хватаю армянина здоровой рукой, пихаю на стул рядом с Лосевой.
– Сколько товара от Лосевой принял?
– Вали, защитник. А то соучастником пойдешь.
– Защитник, Соучастник – не мои позывные. На фронте я был Кит – это в прошлом. А сейчас я Контуженый. И в этом ваша проблема.
– Проваливай, Контуженый!
– Адолян, ты главный? Сколько товара украли?
– Нисколько!
– Меня вообще в городе не было, – оправдывается Лосева. – Это Соболева через рынок товары прокрутила.
У меня болит голова. Сильнее и сильнее. Трогаю нос.
Адолян командует Лосевой:
– Нина, пиши заявление в прокуратуру. – И бросает растерянной Маше: – Теперь сядешь! А хотели с тобой по-хорошему.
Я отнимаю пальцы от носа. На кончиках кровь. От осознания собственной правоты становится легче.
– Не ври, Адолян! По-хитрому вы хотели, украсть и подставить. А будет по-людски.
– Пошел вон!
Я достаю пистолет и взвожу затвор. Ствол направляю в потолок, этого достаточно. Торгаши – бледные копии себя минутной давности.
В наступившей тишине выкладываю каждое слово весомым булыжником:
– Сформулирую вопрос иначе. Он будет последним, а вранье я носом чую. Итак, Соболева виновата?
Торгаши переглядываются и качают головой.
– Верните ей деньги. Немедленно!
Торгаши рыщут в столе, копаются по карманам. Оглядываются на мою руку с пистолетом, смотреть в глаза не решаются.
Лосева передает купюры:
– Маша, тут сорок. Десять я тебе на карту переведу.
– Переводи немедленно, – требую я.
Лосева судорожно щелкает в телефоне. Маша получает сообщение. Я убираю пистолет, заглядываю в глаза Адоляну и Лосевой:
– По-людски ведь оно лучше. Разве не так?
– Так. Так, – блеют торгаши.
Мы с Машей покидаем подсобку, выходим из магазина. Теперь уже я поддерживаю девушку.
Она с трудом приходит в себя:
– Спасибо, конечно. Только работу я потеряла.
– Временно. А я друзей. Навсегда.
– Здесь не война, Никита. Нужно терпеть и как-то жить рядом с такими.
– Какими такими? Они не просто воры, а твои враги.
– Можно было по-другому, мирно, без оружия.
– Мирно с врагами? Я тоже так думал, пока не побывал там. Не выйдет. Или мы их, или они нас. С врагами по-другому не получится.
Мы удаляемся. Маша то и дело с тревогой оглядывается на «Магнит».
– Никита, они видели пистолет и заявят на тебя.
– На тебя они тоже хотели заявить пока не получили отпор.
– Думаешь, испугаются?
– Дело сделано, я уезжаю.
– Куда? – волнуется Маша.
– К друзьям.
– Опять на войну. Зачем?
Я мучительно тру виски.
– Так надо.
Маша тычется носом в мое плечо и тихо плачет.
– Я тебя совсем не понимаю.
– Ты нормальная, я Контуженый.
– Вот бы нам обоим быть контуженными.
Я глажу ее волосы, стянутые в хвостик, и вспоминаю, как растрепанные локоны дергались на ее обнаженных плечах и щекотали мне губы. Вчерашнюю ночь я помню хорошо, а вот ту самую роковую…
С дырявой памятью нужно что-то делать иначе дырку проделают в моем черепе.
Я признаюсь Маше:
– Я выжил, а Денис с Антоном нет. Мне надо всё вспомнить.
– Я буду ждать, – хнычет она. – Береги себя.
Днем я получаю новый паспорт взамен утраченного во время боевых действий. Помню свое прежнее фото – наивный паренек открыто смотрит в будущее. Теперь напряженный взгляд повзрослевшего мужчины говорит о том, что я мучительно разбираюсь в своем прошлом.
Вечером дома прощаюсь с мамой. Оставляю ей часть денег. Волнуюсь, чтобы ее опять не развели, как с кредитом на протез.
– Мама, никому не верь. Думай о себе.
– Ну как же, сынок. А ты? Тебе верить?
Я вспоминаю фразу Вепря: «В аду мы будем лучшими, понял?» – и отвечаю:
– Я тоже не святой, мама.
19
В освобожденную часть Донбасса я добираюсь на перекладных. Проезжаю Попасную.
