Шрифт:
Закладка:
Однако, похоже, их труба была все-таки «ненормальной», так как спустя несколько часов они по-прежнему ползли по петляющему тоннелю. Тупэ оказался прав, потому что завалы встретились уже через полсотни метров, но они были не сплошными, и беглецам удавалось их переползать.
В новом тупике не было ни щелей, ни просветов. Грунт лежал плотно, непоколебимо, упрямо. Плесень, которую они набрали в канализации, едва мерцала, но и без нее было понятно, что обвал старый, слежавшийся и может тянуться на много метров. Хотелось пить, и Кай старался не думать о том, что придется утолять жажду из речки с нечистотами. По пути им встретились две узкие ветви, уходящие в разные стороны, но Тупэ, в котором проснулся житель подземного мира, утверждал, что из каждой несет дерьмом, а значит, они ведут обратно — в канализацию.
Посовещавшись, решили не тратить время и разделиться. Тупэ принялся ковырять грунт ножом, а Кай отправился обследовать ближайшие ветки, забрав остатки плесени и веревку. Оба были настолько уставшими, что друг с другом не спорили: каждый делал то, что считал правильным. Кай был убежден, что им нужно скорее разогнуть спины, и был согласен на любой тоннель, даже с канализацией. Идея ползти по вентиляции разонравилась ему уже через полчаса протирания колен по старой трубе. К тому же крысы, которых так боялся гном, полностью подтвердили его опасения.
Пока проклятые твари осмелились напасть всего раз, но Кай встречу запомнил. Крыса подкралась сзади, впившись в сапог, и пока Кай пытался стряхнуть тварь, две ее сестры проползли между его ног и едва не порвали ему запястья. Выручил Тупэ, который ловко пригвоздил ножом одну тварь, сапогом разбил голову второй, а заодно попал ногой Каю по уху. Потом они долго кричали, отпугивая грызунов голосом и ударами ножей по стенам. Крысы отступили, но Кай не мог избавиться от ощущения, что они ушли за подмогой.
И все же выбранный им тоннель обещал удачу. Он не понимал, с чего гном решил, будто тянуло вонью. Кай чувствовал легкий сквозняк, но определить, чем он пах, не взялся бы. После купания в дерьмовой речке обоняние отказывало, подбрасывая странные, не подходящие для шахты образы. Например, сейчас Каю казалось, что в трубе тянуло легким цветочным ароматом с нотками терпкого. Он никогда в жизни не нюхал цветы, но дорожденные сны оставили ему много подарков, познакомив с тем, как выглядел, пах и звучал окружающий мир, в котором он никогда не бывал.
Кай полз все быстрее, потому что запах, который он вначале принял за галлюцинацию, становился отчетливее. Возможно, в жилой пещере гномов он не обратил бы на него внимания, но здесь, в трубе, где пахло лишь пылью, любое отличие в воздухе выделялось, словно горящий ракушечник, забытый в штольне. А потом он и, правда, увидел свет. Тусклый, едва заметный, мерцающий, он сочился из-под покрытой грязью решетки, в которую упирался тоннель.
Подтянув себя вплотную к металлическим прутьям, Кай с удовольствием отметил, что плесень и сырой пещерный воздух сделали свое дело — решетка едва держалась. Ликуя, он уже просунул пальцы, чтобы столкнуть препятствие вниз, когда услышал голос снизу. От неожиданности Кай дернулся и оцарапал макушку об острый край обшивки, которая провисла под тяжестью грунта и старости. В следующую секунду он прижался лицом к грязным прутьям, жадно вглядываясь в силуэты людей.
Это были именно люди, не гномы. В ярко освещенной пещере, похожей на глубокий колодец, стояли трое, и по их напряженным лицам и повышенным голосам было понятно, что собрались они здесь не по своей воле. Какое-то время Кай бессмысленно разглядывал незнакомцев, радуясь тому, что его самые глубинные страхи не оправдались — он был не один, а мир населяли не только гномы и подравненные. И хотя из дорожденных снов он знал, что люди отличались друг от друга так же, как бурый уголь отличался от антрацита, увидеть своих было приятно.
Осторожно вынув решетку, от тяжести которой заломило пальцы, Кай присмотрелся внимательнее, а когда его глаза привыкли к яркому свету прожекторов, которым освещалась пещера, то едва не вывалился наружу от изумления.
Половину пещеры заполняло озеро, но вместо воды в нем плескалась уже знакомая ему жижа с разными именами, из которых самым приятным для слуха было имя Калюсты. Самодел, грибок Хищида или бог Калюста лениво перекатывался у ног высокого мужчины, стоявшего на берегу.
Разглядев его, Кай, видевший себя только в тусклом отражении кухонного котла, решил, что если он хоть немного похож на незнакомца, то ему крупно повезло, потому что человек был красив. Из дорожденных снов Кай знал, что женщины обычно симпатичнее мужчин, но красота этого человека была настолько универсальной, насколько и уникальной. Его нельзя было обвинить в излишней женственности или в чрезмерной мужественности; стоящий на берегу был прекрасен так, как родной и близкий человек мог быть красив по сравнению с чужаком с недобрыми намерениями. Лицо незнакомца — с большими глазами, крупным ртом и острыми скулами — было таким правильным, что захоти Кай отыскать в нем изъян, то был бы разочарован и после тщательного рассмотрения его под лупой, устройством, которым пользовался Тиль, когда изучал драгоценные камни. Человек был похож на бриллиант — такой же ослепительный и непостижимый, а его красота притягивала и заставляла чувствовать неловкость.
Это от того, быстро объяснил себе Кай, что в последнее время ты глядел на обезьяньи физиономии Тиля и его товарищей, а этот — твоей породы, поэтому он и кажется таким симпатичным.
Одежда была под стать облику незнакомца. Длинный белый плащ, схваченный на талии тяжелым кожаным поясом с инкрустированными камнями, подчеркивал стройную, но крепкую фигуру владельца. В изящных прорезях рукавов, оставленных портным-фантазером, виднелись сильные плечи и руки, возможно, уступающие гномам по количеству вздымающихся мышц, но не менее, а в какой-то степени и более, красивые. Черные с золотом сапоги на каблуках и легкий газовый шарф, который незнакомец намотал вокруг шеи так плотно, словно тот мог его согреть, дополняли образ странного и непонятного существа, чей цветочно-терпкий аромат и вывел Кая к пещере. Он мог поспорить, что приятно пахло именно от шарфа.
Но не все в образе человека вязалось с величием, которым дышала его фигура. Свежая царапина на щеке, порванный манжет, взлохмаченные антрацитово-черные волосы, когда-то уложенные