– Первая новость, – произнес Макс, – погибшая женщина одета вот так!

Экран на стене засветился.

– Что скажете о наряде? – спросил Вульф.

– Я плохо разбираюсь в шмотках, – признался Костин. – Лампа, твое мнение?

– Брюки как брюки, – ответила я, – цвет черный. Осокина к нам в таких пришла или в очень похожих.

Теперь на плазме возник ярлык «МКТР».

– Это наш российский бренд, – объяснила я, – штанишки шерстяные. Можно их купить отдельно, а можно в комплекте с кофтой. У меня есть такой костюм, только светлый. Замечательная вещь для зимы. Пуловер голубой, ботинки белые на «манной каше», это не похоже на одежду Нины, в которой она у нас была.

– Ты уверена? – прищурился Костин. – Мне непонятно, как можно запомнить чужие вещи?

– Дома в моей гардеробной висят такие брюки, – начала объяснять я, – считается, что черный можно сочетать с любым другим. Но! Черный низ, красный верх – и ты будешь похожа на лошадь, которую запрягли в похоронные дроги.

– Что она тащит? – не понял Чернов, который молча сидел перед своим ноутбуком.

– Похоронные дроги, – уточнил Макс, – это погребальная повозка, или колесница для транспортировки гроба на кладбище. В доавтомобильные времена дроги тянули лошади, их наряжали в черно-красные попоны.

– Голубой свитер запал в память, потому что мне всегда казалось, что этот цвет плохо смотрится с черным, – продолжала я, – но, увидев Нину, я поняла: это неправда, очень даже хорошо Осокина выглядела. А такие белые сапожки я тоже хотела себе купить, но моего размера не нашлось. Если судить по наряду, то погибла не Нина. Или она успела переодеться.

– Зачем постоянно менять прикид? Между прочим, я сегодня в той же рубашке, что и в момент появления Осокиной в офисе, – заявил Костин.

– Большинство женщин не станет таскать одну и ту же блузку постоянно, – улыбнулась я, – Нина не показалась мне неряхой. Но наличие паспорта говорит, что на дороге обнаружили тело Осокиной. Почему у нее красный лак на ногтях? Напомнить вам еще раз нашу беседу? Как я хвалила ее френч?

– Не надо, – выпалил Макс.

– Опознавать человека по одежде можно, но лучше посмотреть на лицо, – не утихала я.

– Да тут такое дело, – забубнил Юра, – лица на фото не видно. Надо ехать в морг.

– Ты можешь влезть в компьютер патологоанатомов, – не утихала я, – там определенно найдутся снимки.

– Убожество, – отмахнулся Юра, – заведение при царе Горохе открыли, там сейчас даже патологоанатома нет. Один в отпуск отчалил, другой заболел. Небось и защита у компа толковая отсутствует, но сегодня у них интернет не работает.

– Почему? – удивилась я.

Чернов поморщился:

– Я не в курсе. Может, не заплатили?

– Наверное… – начал Костин, и тут зазвонил внутренний телефон.

Володя взял трубку:

– Да, конечно, пусть входит.

Потом он объяснил нам:

– Приехал муж, вернее, жених Нины. Сейчас зададим Воробьеву вопросы.

Федор оказался симпатичным мужчиной атлетического телосложения. Он сразу начал разговор о Нине.

– Мне позвонили, я все знаю. И в курсе, что жена приходила к вам. Давайте оплачу ваши расходы, и конец истории.

– Мы пока ничего не потратили, – объяснил Володя.

– Нина больна, – выпалил Федор и добавил: – Была. Голоса в голове у нее говорили. Порой они долго молчали, а потом оживали, тогда я прямо не знал, куда деваться. Настроение у супруги часто менялось. Сначала думал: вот такая она, нервная. Потом предложил: «Давай к невропатологу сходим? Таблетки попьешь! Или к психологу обратимся!»

Ух, что тут началось! Скандал! «Я не сумасшедшая», я попытался объяснить, что психолог не психиатр, но только разозлил супругу. С Ниной жить – словно на гранате сидеть!

– И как ее на работе терпели? – удивилась я.

– Так она там лишь числилась, на службу не ходила. Когда-то считалась хорошим работником, а затем эта ерунда началась: то плачет, то смеется, – тихо объяснил Федор.

– Ваша жена внешне выглядела нормальной, вела себя адекватно, – отметила я, – мы не заметили у нее признаков душевного заболевания.

– А никто их, кроме меня, не видел, – объяснил Воробьев. – Нина хотела пойти в театральный вуз, да родители восстали. И мать, и отец считали, что нет таланта у дочери. Ну устроят они ее на актрису учиться, а потом что? Ни в один театр Козу-дерезу не возьмут, в кино не пригласят, чем заниматься? Отправили дочь иностранные языки учить.

– Козу-дерезу? – повторила я.

– Это персонаж народных сказок, – уточнил посетитель. – Нина рассказывала, что в детстве она на Новый год всегда играла в спектакле. Потом родители ее стали так называть – Коза-дереза. Отец с матерью, похоже, не очень девочку любили, Коза-дереза в разных историях отвратительно себя ведет. Старшие ждали от школьницы пятерок, требовали послушания, а Нина-то живая, не способна быть идеальной. И не могла настоять на своем. Мечтала о театральном вузе, но покорилась родителям, стала переводчицей. Когда мы познакомились, она иначе себя вела, никаких закидонов. А потом началось. Сначала мелочовка, зайдем в магазин, Нинуша ищет, ну, например, сапоги. Понравились ей одни, а нет ее размера. Подумаешь, горе, я предлагаю:

– Пошли в другой бутик, там еще лучше найдем.

Нина сядет на скамейку и давай плакать.

– Нет, хочу эти, только эти, непременно эти! Эти! Эти!

Сначала меня ее поведение умиляло, ну чисто ребенок. Потом надоело, а вскоре злиться начал. А уж когда истерики стартовали, громкие скандалы, вот здесь я сообразил, что дело плохо. Привел домой врача, попросил прикинуться моим другом, ну и узнал… э… забыл название. Болезнь… нервоз!

– Невроз? – переспросил Андрей, который сидел до этого времени молча.

– Точно, – кивнул Федор, – какой-то нервоз!

– Невроз, – поправил психолог и дополнил: – Истерический?

– Верно, – обрадовался Федор.

– Жить с такой женщиной нелегко, – покачал головой Реков, – у нее нарушение психики, которое сопряжено с желанием привлечь к себе внимание. Такая дама эмоциональна и неуравновешенна. Любое изменение ситуации провоцирует у нее бурную реакцию. Добавьте сюда повышенную впечатлительность и нарциссические наклонности. Данную больную характеризуют театральность, демонстративность, эгоцентризм, требование бескрайнего внимания к своей персоне, инфантилизм, завышенная самооценка, драматизация всех событий. Большинство актеров в той или иной степени истерики. Но у них для выплеска эмоций есть сцена или съемочная площадка. А у вашей любовницы – только близкие люди.

– Родных она не имела, – тихо уточнил Федор, – родители скончались, только я у нее был.