Шрифт:
Закладка:
– Животных любишь? – строго спросил Кошмар.
Валерик покивал.
– Ну и сладко. Найдем работу. Долги надо возвращать. Кто долги не возвращает, тот плохо кончает, верно?
Валерик покивал еще раз.
– Работа непыльная, простая. Приходи вечером в бар. Знаешь, где это? Ну и отлично.
Отец поблагодарил, распрощался.
– Ну вот, слушайся его. Не знаю, что у него за бизнес, но человеком поможет стать. А то ты по дворам все штаны протер. Шпаной стал. Работать будешь, на жизнь зарабатывать.
Как и предполагал Валерик, никто из дворовых не поверил в его рассказ.
– Ага, вечером в баре сходняк Кошмара с Валериком. Кошмар растолкует, что не может без Валерика дела делать, что нужна поддержка, типа. Без твоей поддержки растеряю авторитет, Валерик.
Валерик убедил дворовых сходить с ним до бара, посмотреть, как он туда зайдет, а если кто рискнет, то и заглянуть внутрь, утвердиться. Он помыл голову и мокрые волосы зачесал назад – солидно, надел кожанку, покрасовался перед зеркалом. Жизнь меняется. Нормально. Четко.
На часах было семь вечера, когда это началось.
– Нет, нет, нет, только не сейчас. Только не сейчас, пожалуйста.
Это был уже многолетний опыт. Если пространство становится шероховатым и слегка теряется боковое зрение – это значит, что через несколько минут наступит настоящий ад в голове, придется накидать в себя обезболивающих колес и спрятаться от жизни в слушание поездов. Ведра, баночки, оконные рамы, ложки, вилки – все расплавится в бытовой сплав в глазах, в уме.
Когда дворовые пришли за Валериком, чтобы проводить в бар, он не смог даже открыть дверь. Послышался хохот за дверью. Этот хохот слился с шумом железной дороги, протянулся до бесконечности. Будто он случился не в то мгновение, а был всегда и будет дальше.
Когда была жива бабушка по отцу, они жили все вместе. Бабушка знала болезнь Валерика, говорила, что у нее то же самое, но она умеет с этим справляться. Действительно, травы, отвары, которые она заваривала, убирали из глаз темные пятна, а из ушей шумы.
– Мы с тобой, Валерик, одинаковые по устройству, – так говорила.
Бабушка объясняла, что если не снимать шумы и пятна, можно провалиться в бочку, из которой будет видно черное небо со злыми птицами, птицы будут подлетать и клевать мозг. Бабушка рассказывала истории из детства, что когда-то пыталась выкарабкаться из бочки, но стенки там скользкие, а птицы глазастые.
Валерик слушал эти истории внимательно, понимая, что у него своя бочка – только не бочка, а железная дорога, а вот встречи с птицами боялся: ему казалось, что он каждый раз не доезжает до мест их обитания, а однажды может доехать и окунуться.
– Если когда долетит до тебя, хватай птицу за нос, окунай в воду. Она захлебнется.
Об этих делах Валерик ни с кем, кроме бабушки, не решался поговорить. Показалось бы странным, смешным, сумасшедшим. Дело ведь необычное – бабушка готовит к встрече со страшной птицей во внутренней бочке. А бабушка во время этих разговоров становилась необычайно серьезной, проговаривала слова слышным шепотом, строго стуча пальцем по столу. Так-так-так. Запомни, что будет, если провалишься в бочку ранней весной, что будет, если за окном пойдет дождь, – ложись на левый бок, прижимайся головой к полу, слушай шаги себя прошлого. Насколько понималось из рассказов и наставлений, эти все знания бабушка нигде не прочитала и ни от кого не услышала, а вывела своей долгой сложной жизнью, год за годом купаясь в бочках и сражаясь с птицами.
Наутро Валерик разбил свое изображение в зеркале – от обиды, от злости, от несправедливости. Он зажал голову и прошипел внутрь себя: «Сука, просил же, только не в этот вечер». Выходить во двор и выслушивать насмешки не хотелось. Так и просидел день, глядя в разбитое зеркало, кривляясь, общаясь с собой, зачесывая волосы снова и снова.
Когда стемнело, Валерик набрался уверенности и вышел за дверь. Дворовые попытались ему съязвить, но он не обратил внимания. Направился в бар мимо Севера и Юга, решительно, безусловно.
Бар. Это было место особое. Точка сборки агрессивного сознания, молчаливых крепких людей в темных одеждах, смешливых пропитых женщин, заезжих путников, криминальных паломников, брутальных философов. Во время сходок казалось, что можно зажечь спичку в воздухе и все всполохнет от напряжения, от жесткости самой жизни. Бар. Сексуальная жизнь была примитивна, неинтересна. Женщины известны и просты. И внутренняя жесткость сохранялась ради не их внимания, а ради внимания звезд, показываемых на черном потолке зеркальным вращающимся шариком. Убивали там часто. Трупы обычно оттаскивались к южным гаражам или к дальнему кладбищу. Убивали за непонимание или отсутствие силы.
О природе происходящего никто толком не задумывался. Было ясно, что происходит это повсюду, а в баре это происходящее лишь воплощается в особой плотности. Ненависть и строгость есть везде, но в баре она материальна, видна в воздухе. Можно на час заглянуть, выхватить опыт, вернуться в уютное жилище с новым пониманием. Мрак, мрак, можно заглянуть – строго, закатать по колено спортивную штанину, набрать в шприц из воздуха черных звездочек, вколоть в ногу, раствориться, покрыть собой легкую музыку – приятно.
Такие места образуются как сгустки окрестных чувств.
И в этот бар шел Валерик. По лунной холодной жизни, по общему ожиданию. Причесанный назад, кожаный, спортивный, правильный, устремленный. Мужчине надо проходить инициацию мраком, иначе силы не появится, иначе мужское не пробудится.
В тот вечер в баре было малолюдно. Несколько молчаливых крепких типов по углам в своих мыслях. Когда зашел Валерик, его, казалось, никто не заметил. Он решительно подошел к барменше.
– Кошмар здесь?
– Нет, – ответила она, даже не посмотрев на Валерика.
Валерик набрался смелости, подошел к одному из молчаливых.
– Кошмар сегодня будет?
В ответ услышал тишину и взгляд. «Надо сваливать, пока не мочканули», – пронеслось в уме.
– А ты кто? – раздалось из другого угла.
Спрашивал лысый с перешитым неприятным лицом.
– Валерик.
– А зачем тебе Кошмар?
– Он сам позвал, хотел на работу взять. Он друг моего отца.
Внутри отлегло. Показалось, что тему удалось безопасно обозначить.
– Тогда садись. Жди.
Перешитый жестко взглянул. Валерик послушно сел рядом.
– Вот что я тебе расскажу, Валерик. Слушай внимательно. Ты человек юный, не обремененный опытом и лишним умом. Скажешь потом, что думаешь. У всех нас, людей, разные