Конечно, бросились за целителем, конечно, все обошлось. Вот только дядя этого назойливого дурня был главным врагом Хродрика Красавчика.

Король благоволил Хродрику, и вовсе не потому, что тот был братом его любовницы. Наоборот, это Красавчик добился для сестры, тогда еще совсем юной, места при дворе. Король, сам прозванный Разумником, ценил его за острый ум и нелюбовь к благородным. Все знали, что там, где Разумник вынужден был придержать язык и заботиться о хрупком равновесии сил, Хродрик ухмылялся в лицо и говорил вслух то, что думали многие. Поединков за ним было не счесть, и в последние годы знать тоже предпочитала придерживать языки.

Как на грех, незадолго до того случая Хродрик прирезал в поединке очередного отпрыска знатного рода. И в ответ, чтобы показать «этим зарвавшимся одаренным», что к чему, из Ингрид решили сделать показательный пример. Не просто же так, дескать, благородный юноша дошел до таких безумств? Наверняка сама соблазнила. Чтобы добраться до его дядюшки. А дядюшка не кто-то там безродный – внучатый племянник сестры покойной королевы-матери. И тоже один из ближних советников короля. То есть пахло все это ни много ни мало государственной изменой.

Копали под Хродрика, естественно. Так что к тому моменту, когда Альмод вытащил ее из допросной, Ингрид было уже все равно – хоть в чистильщики, хоть в петлю. Лишь бы все это закончилось.

Только рассказывать эту историю чистильщица не собиралась. Стыдно. Альмод узнал ее от Ульвара, а тот, похоже, – от самого Хродрика, которому приходился каким-то дальним родичем по отцу. Очень дальним. Ингрид ни разу не слышала, чтобы он этим знакомством воспользовался, даже когда учился в университете. В столичном, как и она, только в разные годы. Только это опять же ничего не значило: одаренных тысячи, а университета всего два. У Хродрика тогда тоже наверняка был свой интерес либо вытащить ее оттуда, пока не призналась во всем, чего от нее хотели, либо тихо прикончить, но и другая сторона это понимала, так что охрана была хорошая. А с чистильщиками не спорят.

Они снова надолго замолчали. Эрик сидел, глядя в огонь, Ингрид время от времени искоса поглядывала на него. Днем парень держался молодцом, но сейчас, похоже, забыл, что он не один, и сколько тоски и отчаяния было на его лице! И то сказать: жил себе, радовался, любимая девушка, планы какие-то, а потом – раз! – и ничего. И поди пойми, на каком ты свете вообще. Ингрид тогда хоть знала за что.

– Худо тебе?

Он улыбнулся, явно через силу:

– Справлюсь. Должен справиться.

А не справится – умрет. В их отряде такого не случалось, но Ингрид доводилось видеть тех, кто так и не сумел привыкнуть. Боец, потерявший желание жить, обречен. Может быть, стоит набирать в орден лишь добровольцев. Тех, кого привлекает возможность сорить деньгами, не заботиться о будущем и не считаться ни с кем, потому что чистильщики неподвластны обычному суду. Таких немало. Но недостаточно.

– Усыпить тебя снова? – спросила Ингрид.

Он мотнул головой:

– Сам. Но спасибо.

Она пожала плечами. Сам так сам. Только, похоже, так и будет сидеть до утра, глядя в огонь. Если Альмод не шуганет, его смена последняя, предутренняя, когда сильнее всего хочется спать.

– Тогда, может, выпьешь?

Он глянул опасливо, так что Ингрид едва не рассмеялась:

– Я не собираюсь тебя спаивать и учинять непотребство. Просто, немного захмелев, легче заснуть.

Эрик снова помотал головой. Наверняка покраснел, жаль, при свете костра не видно. Забавный.

Снова завыл волк. Эрик чуть наклонил голову, прислушиваясь:

– Далеко…

– Далеко, – согласилась Ингрид. – Не бойся.

И осеклась. Она вовсе не собиралась обвинять его в трусости. Но парень только пожал плечами:

– Не боюсь. На людей они нападают бесшумно. Там, где я рос, до университета. Мужиков редко трогали, а баб и детей, бывало, задирали. И скотину.

– На нас как-то напала стая, – сказала она. – В тех местах была суровая зима, и много дичи померзло. Отбились.

Эрик кивнул. Поерзал, оглядываясь в темноту. Все-таки боится.

– Что-то не так? – спросила Ингрид.

– Да нет… Расскажи про столичный университет, – попросил он вдруг. – Как там?

– Как обычно… Наверное. Не с чем сравнивать. Лучше ты расскажи, как там, в Солнечном.

– Да тоже, наверное, как обычно, – улыбнулся он. Потом улыбка истаяла, и Эрик потер лоб. – Кажется, я схожу с ума. – Ингрид глянула вопросительно. – Как будто в спину пялятся.

Она обернулась. Темнота. Впрочем, чего еще ожидать? Эрик подобрал нож, начал прилаживать к поясу. По лицу явственно было видно: самому неловко, что ерундой занимается. Ингрид улыбнулась, обернувшись к костру. Если четвертому так спокойнее, пусть. После десяти лет в университете лес и в самом деле должен казаться неведомым и жутким.

Эрик за спиной ахнул. Она успела развернуться, но разглядеть что-нибудь – нет. От темноты словно отделился кусок. Парень прыгнул, бросив перед собой огонь. Ингрид вскочила, смаргивая блики перед глазами. Кусок тьмы облекся пламенем, взвыл. Влетел в Эрика, подставившего предплечье. Блеснула алым сталь, короткий взвизг, глухой удар. Вскочили с оружием в руках Альмод и Фроди. Завоняло паленой шерстью. Загорелся светлячок. Эрик присел на корточки, баюкая прокушенную руку.

Кто-то – кажется, Фроди – сплел воды, гася огонь. Вонь стала вовсе нестерпимой. Альмод склонился над трупом здоровенного волка.

– Один?

– Или бешеный, или больной, – сказал Эрик. – Иначе не отбился бы от стаи.

Он начал закатывать рукав.

– Что с раной делать, знаешь? – спросил Альмод. – На случай, если бешеный?

Тот кивнул. Начало собираться плетение.

Фроди склонился над тушей:

– А неплохо ты его. Одним ударом.

– Я нечаянно… – растерянно произнес тот. – Перетрухнул.

Фроди расхохотался. Альмод фыркнул. Ингрид было не до смеха. Теперь, когда светлячок заливал ярким светом поляну, давая разглядеть, откуда и как летел волк, становилось очевидно, что зверь метил в нее. Напал бы сзади, прыгнув на шею. Нет, едва ли загрыз бы одним укусом, и наверняка у нее хватило бы самообладания скинуть его плетением, а потом проснулись бы остальные. Но все равно выходило, что Эрик, не побоявшись показаться трусом, спас ее от редкостного позорища, если не от серьезных ран.

– Значит, тебе не мерещилось, – сказала она. – Спасибо.

Он мотнул головой: дескать, не за что.

Альмод неодобрительно качнул головой, глядя в глаза Ингрид. Она потупилась.

– Старый Магни рассказывал, что перед тем, как на него кинулся волк, ему казалось, будто кто-то пялится из темноты, – вспомнил Эрик. – Я думал, потом присочинил. Оказывается, нет.