Постоянно спать мне уже не хотелось. Кажется, за прошедшую неделю я выспалась на месяц вперед.

– Ясно, – кивнул Клыков, поднимаясь из-за стола. – Идем, – поднял он меня на руки.

– Может быть, я попробую ходить ногами? – На самом деле, ходить ногами мне совсем не хотелось, но нужно же было показать свое недовольство.

– Завтра попробуешь, – не стал спорить он.

Ну и как с ним ругаться? Между прочим, женщине иногда жизненно необходимо устроить скандал. А как ему устроишь, если он на все соглашается? И вообще, чего это меня потянуло с ним ругаться? Он же не мой мужчина, чтобы ему что-то предъявлять.

– Ого! – Не удержалась я от возгласа, когда Леонид внес меня в мою спальню. – Где ты это взял?

Я во все глаза рассматривала появившиеся в комнате мольберт и краски. А еще кипу листов, три полноценных холста, натянутых на рамы, и цветные карандаши в коробочке. Леонид посадил меня на кровать и бросил на меня чуть смущенный взгляд.

– Ты сказала, что тебе нравится рисовать, – пояснил он.

Теперь смутилась я.

– И ты побежал в город, чтобы притащить все это мне сюда, только потому что я упомянула о том, что мне нравится делать? – Не поверила я.

– Не в город. Антон привез это все к подножию горы, а я только спустился и забрал, – он потер переносицу, не зная, как реагировать на мое недоверие.

Да я и сама не знала, как реагировать в такой ситуации. Если честно, то я впервые оказалась в таком положении, когда мужчина с такой самоотдачей пытается сделать мою жизнь менее невыносимой.

– Спасибо, – на глаза навернулись слезы. Настроение у меня сегодня совсем нестабильное. Из крайности в крайность кидает. – Спасибо тебе огромное, – совсем расчувствовалась я.

Леонид помолчал, глядя на то, как я пытаюсь справиться с собой, заложил руки за спину и оглянулся на холст.

– Что будешь рисовать?

Я была рада, что он не стал акцентировать внимание на моем состоянии. Не стал жалеть и внушать мне, какая я несчастная.

– Не знаю. Придумаю что-нибудь, – я стерла с щек слезы и протяжно вздохнула.

Леонид в это время подвинул мольберт ко мне и указал на краски.

– Я разные попросил. Не знаю, какие ты предпочитаешь, – он принес табурет из кухни и разложил на нем имеющееся богатство.

Подумав, я выбрала акварель и бумагу. Мне сейчас так хотелось. И едва я взялась за кисть, как реальность перестала для меня существовать. Я настолько погрузилась в выдуманную мной картину, что не сразу услышала странный стук и шорох. А когда отвела взгляд от рисунка, то с удивлением уставилась на Клыкова, сидящего на полу. Рядом с ним покоилась вязанка веток. Он с упоением плел из этих веток что-то вроде корзины и едва слышно что-то мурлыкал себе под нос. Почувствовав мой взгляд на себе, он поднял голову и улыбнулся, а потом вновь принялся за работу, отрезая что-то лишнее от веток коротким скошенным ножом.

Я тоже улыбнулась и теперь с завидной периодичностью выплывала из своих мыслей, чтобы посмотреть на него. Люблю увлеченных своим делом людей. Мне иногда кажется, что именно они вращают Землю вокруг своей оси, а не белые медведи, как мне помнилось из детства.

– Ты уже пять минут на меня смотришь, – отвлек меня голос Леонида. – Я тебе мешаю?

Он вскинул голову и нахмурился.

– Нет, – я неуклюже махнула кистью, брызнув краской на свое творчество. – Я так, засмотрелась, – пояснила. – У тебя красивые руки.

Кажется, я его совсем засмущала, как бы странно это не звучало в отношение взрослого мужчины. Он отложил очередную ветку в сторону и уставился на свои руки.

– Они обычные, – вынес он вердикт.

Я покачала головой.

– У тебя длинные сильные пальцы, широкая ладонь. Ты посмотри на свои костяшки. Они же просто идеальны. Ты позволишь мне нарисовать твои руки? – Пришла мне в голову очередная безумная идея.

Клыков нахмурился. Кажется, он решил, что я над ним издеваюсь, или еще что-то такое же.

– Если тебе это будет интересно, – медленно произнес он, все еще не веря, что его руки могут быть мне интересны.

Он вообще очень странно (с моей точки зрения) относился к себе. Ну, и ко мне тоже. Себя он почему-то считал самым обычным, в то время как я с каждым днем считала его все более интересным. А ко мне он и вовсе относился с каким-то необычайным трепетом, не понятным мне до сих пор. По-моему, даже из-за страха перед Веркой он бы ко мне так не относился, не будь я ему симпатична, как человек. Его симпатию ко мне, как к женщине, я даже не рассматривала. Ну кто захочет связаться с такой, как я, узнав всю некрасивую подноготную моего прошлого.

– Мне будет интересно, – я убрала краски в сторону, взяла планшетку и несколько листов бумаги. Нашла нужный карандаш и жестом поманила его к себе. Леонид поднялся на ноги и подошел ко мне. – Покажи ладони, – попросила.

Он послушно вертел свои руки, подчиняясь моим просьбам. Я же рассмотрела все до микротрещин и готова была творить. Отпустив его плести дальше, я принялась за дело, попутно поглядывая на пальцы, сгибающие упругие ветки.

Рисовать Леонида мне понравилось. Набросав рисунок его рук, я принялась за лицо. Рисовать его было легко, так как лицо было фактурным. Да и сам он… Вон как зыркает с пола, сомневаясь, что я его рисую.

Вечером, отложив все свои художества, я лежала в кровати и пыталась разобраться в своих чувствах и ощущениях по отношению к Клыкову. Получилась такая мешанина, что я даже не могла понять, за какую ниточку потянуть, чтобы стало все понятнее.

Он мне определенно нравился. Причем, чем дальше, тем больше, как мужчина. А оно мне сейчас совсем не нужно было. Да и он обещал меня в этом плане не трогать, пока я не выздоровею. И данный факт почему-то вызывал во мне разочарование. Это при том, что сейчас в моем положении любая связь с мужчиной ничем хорошим бы не обернулась. То есть никакого романа заводить не стоит?

Или все же попробовать короткие и ни к чему не обязывающие отношения? Буквально на пару недель… Это точно скрасит наше с Леонидом времяпрепровождение здесь. Или я только сделаю нам обоим хуже? Как узнать? И что вообще делать в такой ситуации? Мне даже совета спросить не у кого. Если только у Иннофунтия, в существовании которого я не вполне уверена. Да и что он мне может посоветовать? Он же не человек.

С мамой и Верой я такие вопросы обсуждать даже не хочу. У нас не настолько доверительные отношения, чтобы я им о таком рассказала. Можно было бы поговорить с Клавкой, но она далеко и… я теперь не уверена, что она не передаст Верке все то, что я ей расскажу. Все же она больше охранница, чем подруга. Подруг как таковых у меня просто нет.

Дедушка мог бы мне помочь в данном вопросе, но мне будет безумно стыдно вести с ним разговор на такую тему. Да и в Май сейчас мне ехать рано. Тяга к препарату хоть и ослабла, но не исчезла полностью.