Однако на берегу царствовала не только смерть с ледяным дыханием Аида, но и богиня «викторий» Ника, в жертву которой приносятся трофеи — как на войне без них обойтись?

Сотни китайцев собирали оружие, боеприпасы, снаряжение и ценности под бдительным присмотром охотников. На выброшенных баркасах копошились стрелки, выгружая ящики, свертки, и как показалось Фоку — узнаваемые пулеметы «Гочкиса» и разборные части горных пушек. Подумал, что история немного изменилась — первыми на берег должна была высаживаться пехота с кавалерией, но последней в высадке не было, а вот пушки привезли. Так что крохотные изменения заметны, как та же ночная атака русских миноносцев. Вроде пустяк, но кто знает?!

— Одни убитые?! Где раненые, пленные?

Фок недоуменно выгнул бровь, натягивая на лицо маску искренности и непонимания. Все он прекрасно осознавал, как и адъютант, что отвел глаза в сторону. И как-то виновато доложил.

— В плен наши стрелки взяли трех офицеров и несколько солдат. А китайцы говорят, что раненых японцев нет, все убиты…

Глава 15

— Ногу держи разогнутой, на одной линии с винтовкой! Они должны быть прямыми как копье! Вот так!

Фок надавил на ногу худощавого китайчонка, и потому, как тот вскинулся, моментально понял, что к чему и усмехнулся. Все же если имеешь дело с неумелыми стрелками, то женщину от мужчины отличишь сразу. Взглянул на лежащего рядом китайца лет тридцати, с «пустым» взглядом смертника, и обильной сединой в волосах. Эти два китайца были похожи друг на друга чертами лица, и Фок начал догадываться, что к чему. Продолжая стоять на колене, наклонился и негромко произнес, снова на китайском языке, который за последние десятилетия той жизни стал забывать.

— Ты ведь из Люйшюня, «Вторая Дочь»?!

— Да, господин, — тихо произнесла китаянка — девчонке было лет семнадцать, еще бы, вскинулась козой, когда он ей надавил упругую ягодицу, правильно сдвинув ногу. А раз так, то соседний стрелок ни муж, или любовник, а брат, тут можно было не гадать.

«Вторая Дочь» это имя, обиходное, вроде милого семейного прозвища. Он произнес его навскидку и сразу угадал, сошлись домыслы с реальностью. Между братом и сестрой лет семь-восемь разницы в возрасте, а, значит, за это время у родителей могли появиться еще двое-трое детей, и по вероятности не только одни мальчики, но и девочки.

— Но как вы узнали его, господин?!

Никогда нельзя отвечать на женские вопросы. Всегда нужно надавить так, чтобы они отвечали на твои слова. Тем более, когда между ними сословная пропасть. И он уже не спрашивал, говорил сам, желая проверить свои догадки. Слишком правильно вела себя китаянка, и отнюдь не как горожанка, получившая домашнее образование, а девица из хорошей семьи, где ей не стали уродовать ступни.

— Твой брат из «тридцати шести» и вы решили сейчас посчитаться с японцами, спустя десять лет. Вот только стрелки из вас плохие, а для хунхузов это главное требование — тебя просто убьют, а сестру перед смертью изнасилуют. Лежите оба, пока я вам головы не свернул!

Фок говорил негромко, но настолько властно, что китайцы замерли, уткнув носы в землю. Понятно — в каждой роте были вот такие «нестроевые», набранные в суматохе. И что характерно, многие подобрали винтовки убитых и раненых русских солдат и принялись стрелять из винтовок по отчаянно сражавшимся японцам, что засели в фанзах.

Полковнику Савицкому Александр Викторович запретил штурмовать деревеньку, вокруг шла перестрелка, несмотря на сгущавшиеся сумерки, отнюдь не вялая. Имелись бы гранаты и минометы, то проблем не стало, но о таком оружии можно только мечтать. Ждали прибытия одного единственного 87 мм орудия — все остальные разбиты корабельными снарядами. Пулеметов осталась ровно половина из десятка, а спасительных скорострелок Путиловского завода потеряно семь из шестнадцати. Победа далась русским войскам дорого, высокую цену заплатили кровью. Но такова плата в войне, иная просто не принимается, и потери будут всегда.

— Будете служить мне, и я выполню ваше сокровенное желание. Отдай мне винтовку, незачем патроны переводить!

Фок вытянул руку из косынки. Сморщившись от боли, положил трехлинейку на крепкий сук, легонько потряс — винтовка легка как надо. Посмотрел, прищурив глаз — генерал, как многие старики, получил дальнозоркость, что было кстати. Покосился в сторону русских офицеров и солдат — все держались на отдалении, никто не подходил, видимо все посчитали, что генералу пришла в голову какая-то очередная блажь. Фок просто не хотел, чтобы кто-то услышал, что он бегло говорит на китайском языке.

— Видите, самурай с мечом стоит, рукой машет! Вон там, на середине улицы, где отблески пламени! Смотрите!

Прицелился, прикусив губу и сдерживая боль, плавно потянул спусковой крючок — раздался выстрел, приклад толкнул плечо. Фок отдал винтовку ошарашенной китаянке, чьи глаза раскрылись подобно цветку и стали вполне европейскими. И спокойно произнес:

— Вот так вы будете стрелять через месяц. Обещаю. Я беру вас себе, будете моими слугами и помощниками. А теперь смотрите, что будут делать с японцами, запомни это, один из тридцати шести выживших.

Десять лет назад самураи захватили Люйшюнь, и полностью вырезали население двадцатитысячного города. В живых осталось только 36 китайцев, каждому из которых повесили на грудь табличку с иероглифами — там приказывалось не убивать их, так как они в погребальной команде. А всех жителей зверски убили, чтобы таким ужасным деянием запугать китайцев. И сделали это по-японски обстоятельно — рубили катанами, демонстрируя ремесло фехтовальщика, который должен оставить от тела не меньше семи частей, но лучше больше, показав тем самым мастерство.

На это чудовищное преступление европейские страны никак не отреагировали, и потом так же спокойно примут «нанкинскую резню» и другие преступления японской военщины. Какое дело «цивилизованным народам» до восточной войны, где одни макаки убивают других обезьян?!

Пушка стреляла гранатами по фанзам, канониры старались попасть прямо в окно — глинобитные домишки лопались от взрывов как перезрелые тыквы. Подвезли «максимы», и японцам стало совсем худо, да и патроны у них заканчивались. Но сопротивлялись до конца, бросившись в последнюю атаку со штыками и мечами. Вот только в рукопашную схватку с ними вступать не стали, резанули из пулеметов…

— Вот этот меч, мой господин, — китаянка с братом, которого он называл по номеру, ибо с того дня парень сам «потерял» свое имя, стояли перед ним на коленях, склонив головы. Китайцы за два тысячелетия пропитались конфуцианским учением, а оно строится на ритуале,