— видимо их торпедировали русские миноносцы. Одно небольшое судно на бок прилегло — глубины мелкие, не затонуло полностью, хотя народ соленой воды вволю нахлебался. И все — других результатов атаки он не увидел.

Крейсера — а их хищные силуэты распознать было легко, немного придвинулись к берегу, но версты две с половиной расстояния до них было, никак не меньше, а это серьезно облегчало ситуацию.

Скорострельных трехдюймовок было всего на две батареи, и получены пушки артиллерийской бригадой месяц тому назад — так что расчеты успели подготовить, и провести учебные стрельбы. Орудия стояли в трех-четырех верстах от морского берега, на отдалении, за возвышенностями. Для них успели подготовить закрытые и открытые позиции, к тому же число батарей «удвоилось». Просто две громоздкие батареи по восемь орудий превратились в четыре, более маневренных, по опыту первой мировой войны. Сакральное число в четыре пушки, выведенное после кровавых боев. Тем самым, при хорошей огневой производительности и достаточного количества снарядов, значительно вырастали шансы на успех — подавить четыре батареи на широком фронте для японцев будет гораздо тяжелее, чем две.

А вот батарея 87 мм пушек была придана повзводно батальонам — им предназначалась доля противоштурмовых орудий, для стрельбы в упор картечью и обстрела гранатами. Понятное дело, что их будут обстреливать в первую очередь — но такая жертва была необходимой, кому то нужно принять на себя залпы с крейсеров. Но тем самым обеспечивалась вполне «комфортная» стрельба из скорострельных пушек.

Пулеметы были расставлены для ведения самого страшного фланкирующего огня, прицел чуть выше или ниже в такой ситуации промахов не дает, пули всегда найдут себе жертву. Большого труда стоило объяснить расчетам что от них требуется — к изумлению Фока стрелять они умели, но о тактике не имели никакого представления. Да и сами пулеметы представляли собой нелепые конструкции, высотой почти с трехдюймовую пушку — сплошные проблемы в маскировке…

Баркасы приближались к берегу, но таких было немного — видимо попадали на глубокие места. Самые большие из весельных лодок встали, не дойдя до берега версту — солдаты дружно посыпались в море, и медленно пошли к берегу, по грудь в воде, держа винтовки над головою. Сигнала для открытия стрельбы не требовалось — как только первый баркас уткнется в берег, то противоштурмовая пушка сделает выстрел, и сражение начнется.

Но пока вокруг стояла полная тишина — стрелки даже не высовывались из наспех отрытых окопов, не любопытничали, чего Фок особенно опасался — вдруг найдется глазастый сигнальщик с хорошим биноклем, да заподозрит неладное. Русских всадников японцы видели, но не обращали внимания и огня не открывали — сотня верховых не противник для восьми батальонов, что первой волной пошли на берег.

Орудийный выстрел прогремел далеко на правом фланге, и сразу же началась стрельба из винтовок и пулеметов по всему фронту. Александр Викторович прекрасно видел всю картину — идущие по морю японцы стали падать в воду и при этом редко кто из солдат всплыл на бурлящую поверхность. С баркасов падали в воду сраженные пулями японцы — путь на берег в этих ладьях Харона для них стал недостижимым, если только не на противоположный берег Стикса.

Заговорили трехдюймовки, взявшие сразу максимальный темп — каждые восемь секунд гремели залпы. В небе над армадой лодок стали вспухать белые клубки шрапнели — тысячи смертельных шариков обрушились на водную гладь, осыпая заодно лодки с сидящими в них людьми. Но эта радостная картина избиения врага длилась с минуту, не больше.

Японские крейсера начали стрелять, борта окутывал белый дым от сгоревшего пороха. И десятки снарядов стали падать как на берег, разнося русские позиции, так и в белую пену прибоя — недолеты оказались для японских солдат страшнее русских пулеметов…

Глава 14

— Банзай!

Со стороны разрушенной деревни в очередной раз послышался боевой японский клич — сражались самураи отчаянно, тут надо отдать им должное. И что самое плохое, так это то, что потери в русских батальонах намного превысили все сделанные Фоком перед боем предварительные расчеты. От осознания этого страшного факта Александр Викторович забористо выругался, поминая в емких словах все перипетии начавшегося уже затухать сражения, да и пора бы — вечерело, сгущались сумерки.

— Потерпите немного, ваше превосходительство, — ругань генерала принял на свой счет младший полковой врач, с узкими погончиками коллежского асессора — чин равный капитану.

— Да это не на ваш счет, милейший, то японцам на памятку, — сварливо отозвался Фок. Ему сейчас было стыдно, сомлел как девица, получив острыми осколками камней по лицу, да здоровенным булыжником по руке — спасло, что часом тому назад взрыв снаряда в тридцати шагах случился, но стенка фанзы защитила. Однако контузило изрядно, в ушах до сих пор звенело, болела голова и накатывала волнами тошнота.Один из последних выстрелов корабельной пушки, как намек какой-то от судьбы.

Везение выручило в который раз — остался жив и практически здоров, а вот соседнюю фанзу в развалины превратило, что стали братской могилой для десятка раненых солдат. Охотники из команды 13-го полка на руках утащили его в лощину, где в небольшой китайской деревеньке расположился главный лазарет полка — ПМП, короче.

— Сколько раненых приняли?

— Более полутысячи, ваше превосходительство, это только наших солдат. Да китайцы с нестроевых команд поступали, потери у них большие, ими сейчас занимаются, после наших.

Врач посмотрел на Фока гневным взглядом, тот лишь вздернул подбородок — именно он отдал перед боем этот жестокий приказ. В первую очередь заниматься только строевыми чинами, все остальные подождут, особенно китайцы. Прямой на то имелся расчет — сохранить как можно больше тех, кто ведет бой, ибо рассчитывать на пополнение не приходилось. И усталый врач, видимо, понял, что не стоит сейчас упрекать генерала.

— Вам в Дальний уехать надо — там установка Рентгена имеется — похоже, лучевая кость треснула, — отозвался врач, заканчивая перевязку. Травмированную руку уже уложили в лубок, стянули повязкой. А голову обмотали таким количеством бинта, что она походила на тюрбан, где на белоснежной ткани выступили хорошо видимые красные пятна.

— Обойдусь, — мотнул головой Фок в сторону длинной шеренги тел, выложенных у ската — десятка три тех, кому лекари не смогли помочь. Умершие от ран были накрыты шинелями с головы, только из-под полы торчали ноги — у кого в сапогах, где без обуви, а несколько вообще безногие.

— Им уже не поможешь, но