Шрифт:
Закладка:
– Мы сейчас испечем пирог, Зайчик. А потом ты поедешь и мужа угостишь. На работу к нему поедешь, – со вздохом отвечает она. – Терпи, детка. Пока ты будешь шагать навстречу, а потом и он начнет. А, ежели не начнет, так и скатертью дорога. Не должно так быть, чтобы только один любил…
– И ничего я его не люблю, – фыркаю как еж.
– Клубнику иди мой, упрямица. Цветаевский ягодный пирог будем печь.
– Бабуль, думаешь, это удобно? Вот так завиться без предупреждения, да еще и с пирогом. После того как он пришел домой так поздно, да и вообще…
– Удобно. Зойка, он оправдывался перед тобой и ушел сбитым с толку. Ну, усмири ты свою гордость, приди, улыбнись… Я же не говорю тебе унижаться или в ногах у него валяться. Себя любить ты должна больше всех, внучка. Знаешь, что для брака цемент? Смирение и терпение. Но смирения больше… Даже любовь не поможет, если не можешь уступить. Гордость все губит… Сжигает, как адское пламя. Но, главное, она мучит тебя – иссушает внутри, как солнце в пустыне. Только не путай раболепие и смирение, внучка. Смирение – богу угождение, уму просвещение, душе спасение, дому благословение и людям утешение.
– Бабуль, я поняла. Никогда я не стану перед какими-то там… зайцами… Ох, идем лучше печь пирог.
Сердце трепещет в груди, когда мы с Мишкой подъезжаем к ресторану Роберта. Здание утопает среди высоких деревьев, ветер несет ароматы реки и горную прохладу, шевелит мои волнистые, выбившиеся из хвоста пряди, гладит лицо, словно успокаивая…
– Ох, Мишенька. Что-то я так волнуюсь, сынок. Идем к папе?
– Па… Гу… Дём… – лепечет сынишка, хватая меня за руку.
Бабуля упаковала пирог в керамическую форму, накрыла вышитым полотенчиком (я забыла упомянуть еще один ее талант – вышивание крестиком), перевязала атласной лентой. А какой в салоне машины стоял аромат!
Бережно придерживаю форму, а другой рукой сжимаю ладошку сынишки. Возле входа в ресторан замечаю модную новенькую машину ярко-оранжевого цвета. Интересно, кто там у Роба в гостях? Наверное, важные гости или…
Девушка… Красивая, высокая, темноволосая… Ее длинные блестящие пряди закрывают спину, как щит, а тонкая, будто ивовая ветвь рука покоится на плече моего мужа. Застываю в дверях, чувствуя, как пересыхает во рту… В глазах двоится, а сердце болезненно сжимается… Наблюдаю, как ее губы шевелятся, а из глаз струится возбужденный блеск. Это ее духами пахло от Роберта? Что она, интересно, говорит ему? Роб не выглядит расслабленным – на его лице гуляют желваки, голова втянута в плечи, глаза сощурены. Черт… Внутри разгорается адское пламя ревности… Сейчас бы запустить этой дамочке керамической посудиной, чтобы знала… А, что, собственно, ей следует знать? У нас договорной брак, а в нем главенствует удобство и личная свобода каждого… И именно сейчас я не хочу чувствовать себя свободной. Хочу быть его женой… Дурацкая ситуация, ей-богу… Бабуля бы сейчас вспомнила какую-то подходящую поговорку, а я стою, держа Мишеньку за руку, и не знаю, что делать? Подойти ближе и подвергнуть себя унижению? Закатить скандал и снова опозорить Роберта (это я, как выяснилось, делаю виртуозно)? Наверное, стоит подойти, раз пришла? Отдам пирог и…
Мишутка замечает папу и громко визжит, привлекая к себе внимание окружающих. Пожалуй, этого и следовало ожидать – наш непоседа и минутки на месте не сидит. Он хватает меня за руку и тянет в конец зала, восклицая громко: «Па… Па…».
– Зоя? – Роберт удивленно поднимает бровь и облегченно вздыхает. Расплывается в улыбке, встречая мой смущенный взгляд. Наверняка, я красная, как помидор – щеки пылают, а по спине катятся обжигающие капли пота. – А вы тут… как? Кстати, Кира, знакомься, это моя жена Зоя и сынишка Мишенька.
Девица нехотя кивает и поджимает губы. Скользит взглядом по моему лицу, новому платью, рукам, крепко сжимающим форму для выпечки… Уверена, от ее внимания не скрываются мельчайшие детали моего образа – серьги с бриллиантами, браслет, новенькие сандалии на каблуках. Наверное, если бы ее взгляд мог морозить, я уже превратилась в сугроб.
– Очень приятно, – хрипловато протягивает она. – Я Кира – коллега Роберта. А вы…
– Меня зовут Зоя. Милый, держи пирог, мы с бабулей испекли, – вручаю ошарашенному супругу форму и нарочито широко улыбаюсь.
– Спасибо, милая, – неожиданно произносит он. – Зой, я так рад, что вы пришли, – а это уже шепотом, в самое ухо.
– Кхе-кхе… Роберт, дорогой, я вернусь к своему столику, окей? Потом договорим, – небрежно бросает Кира и походкой модели на подиуме шествует к столику возле окна.
– Зой, хорошо, что ты приехала, – повторяет он, когда стук каблучков этой выдры стихает. – Спасибо тебе. Это значит, что…
– Я не знаю, – отвечаю дрожащим шепотом. – Просто… Мы с бабулей испекли пирог по новому рецепту, и я решила, что… – сглатываю скопившуюся в горле горечь, боясь поднять на него взгляд.
– Зойка… У меня ничего с ней не было, слышишь?
– Чего ты заладил, Зайченко? – легко улыбаюсь я. – Даже если и было, то… У нас наполовину фиктивный брак, и вообще…
– Нет, не то! У меня есть принципы, поняла?
Он прижимает меня к груди и целует в щеку. Скользит губами по подбородку, шее, гладит спину… И все это на глазах сотрудников и этой… Киры.
– Роб, что ты делаешь?
– Зой, а давай возьмем корзинку с едой и поедем на море? Прямо сейчас. Мишеньку искупаем и сами… Я знаю один дикий пляж, там берег неудобный, туристов не бывает никогда.
– Сейчас? Самая жара! – отвечаю, наблюдая за Мишуткой – он стрательно рассыпает по полу салфетки.
– Пока доедем, она спадет. Мишенька в машине поспит. Зайка, поедем?
– Ну… Я согласна.
Глава 24.
Зоя.
Будь я на месте Киры, провалилась бы под землю от стыда… Роб на нее даже не смотрит – подхватывает Мишутку на руки и целует в пухленькую щеку. Поручает администратору собрать для нас корзинку с едой, а сверху положить бабулин пирог. Не муж, а золото… Или все это мне кажется?
– Идем, Зайка? – спрашивает Роб, опаляя меня взглядом.
– Я забегу в дамскую комнату, а вы идите, – улыбаюсь сдержанно. На самом деле мне хочется вопить от радости, улыбка норовит растянуть губы, но я себя сдерживаю.
Торопливо шагаю в туалет, а когда выхожу из кабинки, сталкиваюсь с Кирой… Глубоко вздыхаю и медленно направляюсь к раковине. Включаю воду и мою руки, делая вид, что ее нет рядом.
– Браво, детка, – произносит она и подходит ближе. Цоканье ее