– Так он тебе открыто и признался, что работает в конторе! Он что – совсем идиот? Ты же мог запросто пойти, куда надо, и настучать на него! Почему ты этого до сих пор не сделал?

– А кто бы мне тогда рассказал про брата?..

Какой-то бессвязный диалог шёл между нами. Мы всё время возвращались то к брату, то к этому загадочному мужику, имени которого я так и не узнал, но про себя уже окрестил его именем старого своего куратора. Разговор то замолкал, то разгорался вновь, и меня немного удивляла настойчивость этого нового репатрианта Евгения – других интересов у него, что ли, нет? Только бы меня допрашивать.

Мне уже откровенно хотелось спать, и я шёл, зевая и почти не вслушиваясь в то, о чём нудно вещал мой надоедливый попутчик.

До моего дома мы добрались за полчаса и уже подошли к подъезду, как вдруг я остановился, как вкопанный:

– Подожди-ка, друг Евгений, откуда ты знаешь, что я здесь живу? Ты же пока в гостях у меня не был, а адреса я тебе не называл?

– Ты меня сам и привёл сюда, – даже не смутился Евгений.

– Разве? Всю дорогу ты шёл впереди…

– Тебе уже повсюду черти мерещатся, Игорёк! – рассмеялся он и потряс пакетом с водкой. – Ты пригласишь меня к себе в гости, наконец? Или дальше будем рассуждать, кто кого сюда привёл?

– Идём…

В отличие от Евгения, водку я пил уже без интереса. А он, чувствовалось, здорово проголодался, поэтому пригодились давние магазинные салатики, благополучно доживавшие свой длинный век в моём холодильнике.

– Как у тебя дела всё-таки с твоей новой пассией? – поинтересовался он с набитым ртом. – Прости за настойчивость, но ты же теперь мой самый лучший друг, и мне интересны пикантные подробности…

– Никак… Держит она меня, как пацана, на коротком поводке. Хочет – зовёт, хочет – прогоняет.

– Что ты в ней такого нашёл? Ты же мужик серьёзный, кое-что в жизни повидал, семейным был раньше, сын у тебя взрослый…

– А кто тебе о моей бывшей семье рассказывал? Что ты о сыне знаешь? – насторожился я ещё больше. – Опять, скажешь, я тебе всё это раньше рассказывал?

– Думаешь, твою подноготную сложно вычислить без твоих рассказов? – Евгений отставил баночку с салатом в сторону и сделал широкий жест рукой. – Всё очень просто. Посмотри на твой письменный стол – фотография женщины и молодого парня. У такого мужчины, как ты, вряд ли будет стоять фото какой-нибудь голливудской звёздочки. Но никаких женских или молодёжных вещей в комнате нет. Значит, эти люди на снимке – твои близкие, то есть жена с сыном, и они с тобой сейчас не живут. А если ты на старости лет бросаешься в амурные похождения, то вполне можно предположить, что очень скучаешь по простым семейным отношениям, и в каждой женщине, ответившей тебе взаимностью, стремишься встретить единомышленницу, компаньона. Это даже не любовь, а элементарное человеческое желание не оставаться на старости лет в одиночестве… Разве я не прав? Учти, я даже не лезу в причины, по которым ваша семья распалась.

Да уж, в наблюдательности ему не откажешь. Я окинул взором комнату и подумал, что ничего здесь с момента нашего расставания с женой не изменилось, и ведь я специально старался ничего не менять, в глубине души рассчитывая, что всё когда-то вернётся на круги своя. Однако время шло, и ничего не менялось. Естественно посторонний человек, если оказывался у меня в гостях, сразу чувствовал, что здесь обитает холостяк, которому не особенно комфортно в его одиночном плавании. Да и сколько времени так можно жить?

– Рассказал бы, что ли, о своей новой даме, – донёсся голос Евгения, – хватит секретничать! Мы же, мужики, любим о таких вещах посплетничать не меньше, чем женщины, а?

– Слушай меня, мужик, – неожиданно вспылил я, – что ты всё подсматриваешь да подслушиваешь? Тебе самому это не противно? Пришли мы с тобой сюда, выпили, посидели, но зачем душу бередить? Хочешь, телевизор включу – футбол посмотрим или КВН какой-нибудь?

Наступила тягостная пауза, во время которой мой собутыльник по инерции доел салат, молча разлил остатки водки по рюмкам и только после этого поднял на меня глаза:

– Значит, так, Игорь, послушай меня внимательно и не перебивай. И в самом деле, хватит играть в какие-то игры с переодеваниями и выдавать себя за какого-то убогого парнишку с улицы. Мне поручено следить за тобой с того самого момента, как к тебе пришёл человек из конторы, и с ним появилась эта женщина. Мы за ними следим уже давно…

– Кто мы? «Моссад»?

– Нет. «Моссад» работает только за границей, мог бы это уже усвоить. А мы – ну, скажем так, параллельная структура, которая занимается поиском внутреннего врага и пресекает любые попытки шпионажа.

– Ого, как громко! – Я всё ещё ему не доверял. – Опять шутишь? Прямо-таки Джеймс Бонд местного разлива! И кого, простите, вы у меня дома ловите? Агентов новозеландской разведки? А ты, значит, не успел ещё в страну приехать и иврит выучить, а уже в спецслужбу взяли? Смешно!

Евгений слушал молча и не перебивал, потом отодвинул от себя банку с салатом и недопитую рюмку и встал из-за стола.

– Выговорился? – Он даже как-то сразу изменился и больше не напоминал убогого и боящегося собственной тени репатрианта, за которого всё это время выдавал себя передо мной. – Теперь, Игорь, послушай меня. Или лучше отложить разговор до утра, когда окончательно протрезвеешь?

– Я уже протрезвел! – буркнул я обиженно. – Трави свои байки.

Он не обратил внимания на явную грубость, лишь неторопливо вытащил сигарету, прикурил и начал говорить совсем уже по-другому, не так, как раньше:

– За людьми, которые появились около тебя совсем недавно, наша служба наблюдает уже довольно продолжительное время. Задолго до того, как они вышли на тебя с информацией по Зенкевичу. Они же себя, не скрывая, выдали за представителей российской ФСБ, так?

– Так, и у меня нет причин им не верить, потому что…

– Потому что они выдали тебе совершенно секретную информацию о твоём сотрудничестве с ними много-много лет назад?

– Да, – сразу покраснел я, – и это действительно совершенно секретная информация, которую посторонние знать не могли. Они сами при нашем расставании обязались хранить её так, чтобы никто никогда об этом не узнал.

– Ты в этом уверен? – усмехнулся Евгений. – Наверное, раньше так и было. А сегодня всё становится предметом купли-продажи.