— Так точно, Георгий Александрович, — достал он блокнот и карандашик. — Насколько рано вы изволите проснуться?

— В пять, — поморщился я от груза государственных дел.

Александр ими принципиально перестал заниматься уже давно, «назвался груздем — полезай в кузов», мол. Свободное время Император посвящает молитвам, изучению богословия, рыбалке, общению с друзьями и близкими и диктовке мемуаров — по моей просьбе, для благодарных потомков. Дагмара тоже поддалась уговорам и лениво занимается тем же. Нужно создавать традицию — мемуары, будучи нарративным источником (то есть чьими-то чисто субъективными рассказами), очень удобны для формирования в общественном сознании доброй памяти. Ну и, прости-Господи, денег на государственное строительство заработать: мемуары Александра станут гарантированным бестселлером.

Эта циничная мысль заставила поморщиться еще сильнее, потому что логичным ее завершением станет оговорка «после его смерти». Не хочу терять нового отца — мы с ним очень хорошо сошлись. Будь у меня приемные родители, я бы, наверное, относился к ним так же — не сыновья любовь, но благодарность, желание помочь, уважение и душевная привязанность. Александр очень, очень устал — продлевать его жизнь я могу сколько угодно долго, но в глазах старика поселилась глубокая, ничем не излечимая тоска. Да, он все еще любит Дагмару и всех нас. Он все еще остроумно шутит и бодрится. Он все еще вполне ощутимо прикрывает мне спину, но каждый новый отвоеванный у судьбы день ложится на усталые плечи чугунной наковальней.

Но при виде внука Александр словно оживает — в маленьком Коле он словно видит все и сразу: воспоминания о покойном Николае, надежду на процветание династии, черты лица Дагмары, свои, мои и Марго — мои в приоритете, и, прости-Господи за гордыню и нарциссизм, но это хорошо: моя супруга после смены имиджа весьма красива, но мальчику нужна мужская красота.

Тяжело. В кино часто бывают моменты, когда персонажам нужно отключить неизлечимо больного близкого от системы жизнеобеспечения. Врагу не пожелаешь такого выбора, но мне, прости-Господи, хуже: Александр не в коме, его не пожирает мучительная болезнь (кроме перелома), он чувствует себя физически в полном порядке, и даже опиум ему не нужен — практически не болит. А мне, получается, вот такого, с виду совершенно здорового и ставшего для меня очень близким человека придется «отключить». Приемного отца. Императора. Последнего настоящего русского Царя. Прожившего долгую и непростую жизнь человека, чью мудрость и жизненный опыт можно черпать бесконечно.

Встряхнувшись — чему быть, тому не миновать, и конечное решение все равно за Императором: то вырвавшееся после первого «продления» «отпусти меня, Гриша» — и почему «Гриша?» — было всего лишь реакцией на чудовищный стресс.

Открыв дверь кабинета, я заставил себя переключиться на мысли об экспериментах. Решился все-таки. Первым делом мы с доктором Боткиным — его квалификации на это дело хватило — исследовали кровь всеми доступными в эти времена способами, получив удивительный, заставивший лейб-медика перекреститься, вывод: моя кровь совершенно ничем не отличается от крови других людей, значит физиологической основы под собой мои способности не имеют.

Интервал переливаний крови мы установили давно, но пришлось подумать над решением проблемы долгих разлук меня и Александра. Уже с привлечением других специалистов — поди-разбери кто там что в пакеты льет, вполне анонимная в данной ситуации субстанция — удалось изготовить что-то типа пакета с донорской кровью, способного долго храниться в холодильнике. Александр фыркал — ишь ты, теперь аж запас есть! — но попробовать согласился. Получилось — почти полгода «автономности» у Императора есть. Помимо очевидной возможности для меня отлучиться надолго — пока не собираюсь, но мало ли? — это так же служит некоторой страховкой: если меня угораздит умереть, Александру хватит времени на последние мощные усилия по улучшению Аппарата и передачу оного маленькому Коле и регенту при нем и Маргарите.

Финальный логичный опыт — попытка перелить «консерву» больным разной степени тяжести. К счастью, ни у кого из-за несовместимости группы крови не случилось осложнений (полагаю, у меня попросту первая группа крови), но и пользы не принесло. Цинично, но к некоторому моему облегчению — с одной стороны спасать каждый год несколько сотен или даже тысяч подданных (ради такого дела пара недель в году в донорском кресле уж просидел бы) от неизлечимых болячек это одно, а другое — моральный груз выбора: кому и как помочь, а кому можно уже и умереть. Спасибо, но мне и одного такого решения во-о-от по сюда!

Далее попробовали перелить кровь из «источника» — я прятался за ширмой. Результат тот же, а значит на этом опыты с переливанием можно свернуть. Рабочая гипотеза — моя кровь целебна как максимум для всех родственников, как минимум — для одного лишь Александра, он же Помазанник. По возможности (но в гробу я видал такие «возможности»!) продолжим изучение, а пока достаточно.

Сегодня у меня на приеме доселе незнакомый человек — ученый-фундаменталист Александр Афанасьевич со смешной фамилией Бублик. Смешной и от этого запоминающейся — соверши Бублик в моей прошлой реальности такое же открытие, как здесь, я бы точно о нем услышал и не забыл. Вот они — последствия «указания направления» и «срезания углов». Когда знаешь, что копать в каком-то направлении имеет смысл, копаешь с большей самоотдачей. Накопали уже много чего, но за последнее время господин Бублик оказался самым значимым.

Человек мне незнаком, а значит чисто для безопасности в кабинете будут присутствовать Остап и казак Алексей. Тренированный я скорее всего успею выхватить закрепленный под столом револьвер и разобраться с нападающим самостоятельно, но регламент есть регламент: чести общаться со мной глазу на глаз удостаиваются далеко не все.

Пока церемониймейстер представлял гостя, я мыслями перенесся на Северо-Запад: там, в Дании, беременная сестренка радостно встречает приехавших к ней Дагмару и Олю. Трогательная сцена, хотел бы поприсутствовать, но дел привычно немеряно.

В кабинет вошел сухонький, рыжебородый и рыжеволосый мужик средних лет в толстых очках, одетый в неплохо пошитый костюм: Бублики у нас пусть и не самый видный и преуспевающий, но все-таки дворянский в четвертом уже поколении род, состоянием крепко входящий в верхний слой «среднего класса».

Манеры у Александра Афанасьевича оказались под стать — манерой держаться, отточенностью движений и размеренной, аккуратно продумываемой манерой речи он произвел на меня за время десятиминутного разговора «ни о чем» благоприятное впечатление. Еще более качественное впечатление он произвел своим часовым докладом, сопровождавшимся показом заранее заготовленных иллюстраций, схем и написанием формул мелом на имеющейся в моем кабинете доске.