Шрифт:
Закладка:
И мрачный памятник они
Фонтаном слез [уже] [его] его назвали
пушкинский заключительный знак. Тут, очевидно, и в этой первоначальной редакции заканчивалась чисто повествовательная, историческая часть поэмы. Что же следовало дальше? На об. 25-го листа находим новую редакцию стихов 482–492, уже набросанных, как мы видели, на об. 24-го листа, а на л. 26 Пушкин продолжал поэму. Сообщив на л. 25, что преданье старины узнали младые девы, поэт в последующем хотел сказать, как дошло до него это преданье. На л. 26 читаем следующие зачеркнутые строки и слова —
Когда оне поведали
Я видел памятник печальной
давно минувшее преданье Когда рассказали мне
давно Когда мне поведали
плачевное
Мне стало грустно ум
сердцем
Я тогда я — приуныл
И на минуту позабыл
безумных пиров и дружбы оргий ликованье.
Не зачеркнуты в этом наброске только слова, набранные курсивом. Среди этих вариантов обращает внимание: — «оне (т. е. младые девы) поведали, рассказали преданье». Но тут же Пушкин дает набросок в исправленной версии и отчасти с новым содержанием:
Мой друг я кончил свой рассказ (1)
Он кончен верный мой рассказ (2)
Исполнил я [твое] друзей желанье
[Ты мне поведал] давно я слышал в I раз
Сие печальное преданье.
Мы видим, что именно эту версию, предназначенную сначала для эпилога, Пушкин развивал в отрывке, получившем впоследствии значение вступления. Здесь в тетради 2366 не получил развития намек на обстоятельства шумной петербургской жизни, и поэт продолжал на об. 26-го листа:
Но бросив наконец
Надолго север покидая
Я посетил Бахчисарая
[Забытый славою]
[забвенью преданный]
В забвеньи дремлющий дворец
В забвеньи [тлеющий] дворец.
Черновик на листе 262 захватывает ст. 505–515, а лист 27 — ст. 516–526, наконец, и лист 27 об. — ст. 527–530. Стихи 531–532 набросаны дважды. В первый раз —
Но [нрзб.] — не тем
в то время сердце полно было…
[Я вкруг себя смотрел] [бродил уныло]
а второй раз в таком виде —
[Все изменилось] [Но и
[В то]
я думал о другом
[Другие] [занимали]
Иные думы волновали
[Лишь мне известные] мечты
[Меня глубоко занимали — ]
Таким образом, стихи 531–532 получали развитие, следов которого печатный текст не сохранил, но, к сожалению, черновая рукопись не сохранила продолжения, ибо как раз следующий за 27-м лист вырван. Об этом красноречиво свидетельствует оставшийся у корешка тетради кусочек листа. Тут, очевидно, шел «любовный бред»; идущий за клочком оборванного листа нынешний 28-й лист сохранил его продолжение в следующем виде. Даем полную транскрипцию:
л. 28
Или — но кто поймет меня
[Надеж (?)] Печали [Мечтанья] желанья
[страданья]
И безнадежные страданья
[пленительный]
[Или таинственный] предмет
[Или] [Но] [полно] — их уж нет
Во глубине души остылой
[иль нрзб. нрзб. нрзб.]
[любви] [унылой]
Иль только сладостный предмет
Любви таинственной унылой —
[нрзб.] Тогда… но полно! вас уж
[нрзб.] Мечты [нрзб.] [безумный]
[Мечты безумн] [юных]
[нрзб.]
Во глубине души остылой
[Не тлеет ваш] [безумный]
[след]
л. 28 об.
Мечтатель! полно! Перестань
[Забудь] [Забыть] [мук] напрасной
[Пора] [Тебя никто не понимает]
Не пробуждай тоски
[Забу]
[Иль мало ты]
[мечтам] [тоске]
[Принес] [любви] [пр] [о]
[Слепой] [любви], [т] нещастной,
[Платил безумства] [дань]
[безумных] — [мечте] [безумной] любви
[слез]
Заплачена тобою дань
слепой
[Тебя никто не понимает]
[доволен будь] —
раб послушный
[нрзб.] поэту
[малодушной]
Опомнись! — долго л[и]ь [в упоен]
[в унынье] [Неволи]
Тебе цепь лобзать
[в свете] с [музою]
[И в мире] [И] [лирой] [послушной] —
[в унынье робком]
[по све] в свете
И [Свой стыд] лирою по свету
[праздной]
[лирою]
Свое безумство разглашать
[Тебя никто] не понимает —
два сердца в мире может быть
л. 29
Кому понятн[ей] ы буд[е]ут
Забудь
[Или] мучительный предмет
[Любви отверженной и вечной]
[Невозвратимых заблуждений!
[Забудь] [Чего ты жаждешь — ] [наслаждений]
[Забудь] [нрзб.]
[Чего ты] [Забудь] — ранних
[И слабость (?)] [отроческих] лет
Ты возмужал средь испытаний
[Забудь] Загладь(?) проступки ранних лет
2) Забудь мучительный предмет
[воспоминаний (?)]
1) Постыдных слез, [немых желаний]
[Уединен]
[Уединенных] И безотрадных ожиданий.
На этом 29-м листе кончаются черновики поэмы, на об. 29-го л. написано только одно слово «Теперь», на л. 30 набросано загадочное французское письмо к неизвестной нам женщине, любовного содержания, напечатанное в 1-м томе «Переписки» под № 43.
Эти незаконченные и неотделанные наброски дают нам несколько фактических указаний о любви Пушкина. Предмет ее — мучительный, таинственный. Самое чувство — любовь унылая, таинственная с безнадежными страданиями. Она вызывала в поэте постыдные слезы, немые желания; ей сопутствовали уединенные и безотрадные ожидания. Чувство поэта осталось неразделенным, не нашло ответа, но все же у поэта нашлись эпитеты для этой любви — «любви отверженной и вечной». И несмотря на то, что чувство поэта оказалось отверженным, он все верит, что если кто и может понять его и его безнадежные страданья, так это только одно сердце, бьющееся в груди мучительного «предмета».
В этих перечеркнутых строчках можно уловить две темы: 1) увещание к самому себе прекратить безумства страсти и не растравлять старой тоски: поэт старается уверить себя, что его чувство прошло и душа уже остыла; 2) кто поймет страданья поэта? Его никто не понимает, и только два сердца поймут эти страданья (два сердца — его и ее?). Первая тема обработана, как мы видели, на л. 3 об. тетради 2369 и появилась в поэме в ст. 551–558. Но эти стихи самим Пушкиным не печатались и впервые сообщены Анненковым. Вторая же тема нашла развитие в ответе поэта на вопрос книгопродавца в «Разговоре»: ужели ни одна не стоит
