Шрифт:
Закладка:
Когда координация вернулась и тошнить почти перестало, она, прощелкав все пальцы, как пианино, уставилась перед собой на свою последнюю цель.
Впереди высокие дома и тоненькая полосочка асфальта, точно ковер с машинками. Похожий ковер одна из просроченных «я» видела у кого-то в детской комнате. Попробовала вспомнить фамилию того худенького одноклассника, а вместо этого вспомнила бутерброды с колбасой, которые приносила его мама.
– Я же сказала сегодня. Значит, сегодня, – напомнила она просроченной колбасной «я» о необходимости вернуть ей сегодняшней и последней контроль над телом.
Но та вредина противилась. Прописала вредине невидимый щелбан.
И когда 8-летнее «я» прошло, 29-летнее подошло к красному кирпичному дому, где ночевало солнце.
А оно, ругаясь, скатилось с кровати.
Саша представила эту картину и почему-то улыбнулась. Это, наверное, из-за качели – так и не дотянулась до своих ног в детстве. Зато дотянулась до рвотной центрифуги.
– Ну, тогда вперед, – щелкнула она пальцами.
Средний всегда шел хорошо, а вот указательный с сопротивлением. Сморщилась, попытавшись додавить до необходимого щелчка, с оттяжечкой. Не получилось. Зато безымянный не подвел. Так сочно, что даже до мурашек.
Впрочем, сразу же обнаружились некоторые проблемы.
– Какой же там может быть номер? – Саша обошла дом по кругу, считая окна. – Так, это, наверное, по четыре квартиры на этаж, а следовательно, на двенадцатом этаже должна быть… – немного подзависла она. Считала она хорошо только чужие деньги, но не этажи.
– Ладно. Пускай будет 31, – набрала на домофоне и затаила дыхание.
– Кто там? – и ожидаемый и почему-то внезапно неожиданный голос.
Саша сморщилась как печеное яблоко. В её план этого не входило. Сама не поняла, на что рассчитывала (социальные взаимодействия – отстой).
– Эээ… я хотела узнать номер квартиры на двенадцатом этаже.
– Я тебе что, справочное бюро или лифтер? – проревел голос.
– Нет, я просто… – растерянно замямлила Саша.
– Она просто… просто иди куда шла, – закончил разговор голос.
– Извините, – закончила после голоса.
– Вот же отстой! – обиженно топнула Саша. – И как же мне теперь туда? Ладно-ладно. Гори себе на здоровье, пока можешь, – бросила она в горящее окно.
Решила сесть в засаду, а села на лавочку возле двери на случай, когда и если кто-нибудь зайдет или выйдет.
– Ничего-ничего, – коварно улыбалась она (для полного образа киношного следильщика не хватало только обязательной газеты для маскировки). – Я подожду немного. Столько лет ждала, подожду еще пару часов. Только вот ступни сопрели и щиколотки тааак чешутся, – скривилась, пытаясь залезть под носки, чтобы поскрести вредную кожу ногтями.
– Так-то лучше, – довольно потянулась она и тут же подскочила, увидев, как приоткрылась дверь.
Едва в двери появился низенький зеленый силуэт с большими круглыми очками, как Саша уже была на позиции. Она уверенно сиганула внутрь, да так, чтобы это выглядело максимально обыденно и по-хозяйски. Не хотела она своей осторожностью вызывать лишних подозрений. И так сидела без газеты. Куда уж подозрительней.
Пробежав цепочку этажей, она оказалась на заветном 12, где было 5 квартир.
– Блин. Пять. Математика – наука для умных. А двенадцатые этажи для выносливых.
Впрочем, считать до двенадцати даже ей под силу. Она на месте.
Обычная лестничная площадка, довольно заурядная даже для заурядности. Несколько дряхлых хлорофитумов, оставшаяся с какого-то «Нового года» бумажная снежинка на стене, чей-то 100-летний комод, под которым стоят чьи-то 100-летние сапоги. На металлической двери одной из квартир облезлое картонное деревце. Саша была как дома.
Чтобы определить расположение окна, она, вычисляя искомую дверь, пыталась воссоздать в голове трехмерную модель строения, но воссоздала только головную боль.
Математика – наука для умных.
Поэтому она решила не считать, а смотреть. Тогда-то она и увидела старую, даже по меркам комода и сапог, деревянную дверцу с осевшим косяком и тем, чем когда-то был коврик для ног. Но самое отстойное было даже не это, а то, что от одного взгляда на дверь становилось не по себе, а мурашки выскакивали даже у детей мурашек.
– Жуть какая, – согласилась с вставшими дыбом волосами Саша, проведя ладонью одной руки над предплечьем второй и ощутив легкое прикосновение.
Дверь вызывала неуютное ощущение необитаемости. А еще какой-то совсем исходный страх. Такой испытываешь, когда стоишь на пороге густого леса, в котором нет очередей и всего того, что делает тебя кем-то для кого-то. Всего того, что делает из тебя продавца или покупателя. Пугающе первобытного леса, в котором ты – только ты, и не более того. Всего лишь один живой организм, что, осмелившись войти, может не вернуться обратно.
Саша обреченно села на комод. Она была уверена в своем настрое. Была, пока не посмотрела на эту дверь: от одной мысли зайти за нее становилось даже страшнее, чем выйти из очереди. Не так она представляла квартиру солнца.
– Солнце очевидно экономит, если снимает такое жилье.
И тем не менее, постояв пару минут, потом посидев десять минут на корточках, она осмелилась и робко постучала в осевшее полотно.
И тут же пожалела об этом, потому что каждый из трех ее ударов прозвучал так предательски громко, неуместно и глубоко, точно тронул корни деревьев в том примитивном лесу, разбудив его нервы от спокойного сна. И теперь этот лес всеми ушами сосредоточился на одной ней, из-за двери дышал тишиной на нее одну. Саша испытала пугающее состояние: точно случайно потревожила огромного сторожевого пса. Такого, который даже спит страшно, не то что выбирает тебя целью своего пристального внимания.
Она хотела было убежать, но осознала, что прошло уже достаточно времени между последним из ее неуместных ударов и бездействием жуткой воображаемой собаки.
– Никого нет? – даже как-то обрадовалась она. Она шла, надеясь, что есть, но после тех ударов начала надеяться наоборот.
– И зачем я вообще
