В Италии мы все очень похудели, килограмм на десять, несмотря на то, что жрали всё подряд. Свою роль сыграло отсутствие в шаговом доступе МакДональдсов и КФС, а так же множество итальянских законов, регулирующих качество продуктов. Поэтому за месяцок почти все люди, с кем я познакомилась, потеряли достаточно веса, чтоб пойти пробоваться моделями на неделю моды. Но в глазах моей мамы ситуация выглядела куда более мрачной:

Вместо своего жизнерадостного и упитанного ребёнка она увидела выпадающий из штанов скелетик с выражением общей затраханности на лице, в раздолбанных ботинках и в драной кофте. Моя мама сочетает в себе две противоположности: маму и стилиста. Одна из этих личностей говорит: «Как же так?» в то время, как другая твердит: «Так модно!», но в этот раз обе они сошлись на том, что я недоедаю, что мне не в чем ходить и вообще, похоже, я живу на вокзале, а не в любовно сдаваемой нам квартирке. Проблема в том, что в нашей квартире в Парме большого зеркала не было, а над зеркалом в ванной очень плохой свет, так что оценить масштаб катастрофы я не могла. Мне казалось, что всё нормально, а мама, только приехав, тут же потащила меня есть и покупать нормальную одежду.

Хотите знать, что такое «мама приехала»?

Это когда ты, прожив два месяца в Италии, научившись более-менее сносно владеть итальянским, начитавшись об истории и искусстве этой прекрасной страны, готовишься провести маме исполненные культурного отдыха выходные, а в ответ получаешь: «Я никогда не завтракала в настоящей итальянской пекарне». И галерея невольно проигрывает кондитерской Джакомо. И исторические кварталы постепенно утрачивают свою интересность на фоне главной торговой улицы Монтенаполеоне (это то место, где стоимость галстука начинается от ста одиннадцати евро), куда мы пошли обозревать витрины, не решаясь даже зайти в бутики с пафосными названиями. Маме не суть важно было, чем так уникален Миланский Собор, а вот цены на вино в местном Ашане повергли её в настоящий шок, и никакой Леонардо да Винчи не впечатлил бы её так, как сендвич с прошутто по цене бутерброда с докторской колбасой и майонезом провансаль. Маму не очень вдохновили костюмы Марии Каллас, выставленные в музее театра Ла Скала, но вот весенняя коллекция H&M пришлась ей очень по вкусу и сопровождалась словами: «И купи себе нормальные штаны, а то свои при первом же порыве ветра потеряешь». Вечером я хотела выгулять её на стипендию в ресторан ‒ мама зашла со мной в супермаркет и уже в номере, не имея в распоряжении ни плиты, ни холодильника, умудрилась накрыть целую полянку и только приговаривала: «Господи, сказал бы мне кто-нибудь десять лет назад, что я буду приезжать к дочери на выходные, в Милан, пива попить. Она его ещё и сама мне приносит», ‒ всхлипнула она, когда я открыла бутылку ключом от номера. В этот момент мы поняли, как мы изменились.

Уезжая, мама с грустью сказала:

‒ Приедешь домой, напиши.

‒ Прости, что? ‒ не поняла я.

‒ Ну, в Парму. Ты уже не замечаешь, но постоянно говоришь: «У нас дома…». Обжилась, ‒ добавила мама, вымучивая улыбку и говоря что-то про то, как я выросла. Я не нашлась, что ответить, понимая, что с каждым днём, как бы ни было тяжело приживаться на новом месте, в Москву меня тянуло всё меньше. Но вот домой, к маме, хотелось каждый раз ‒ как в детстве.

Прыжки через языковые барьеры

Среди людей бытует мнение, что где угодно лучше, чем дома. Наученные ещё в восьмом классе «Горем от ума», герои нашего времени активно исповедуют идею, что хорошо там, где нас нет, и что вообще отъезд в другую страну решает все проблемы и позволяет начать жизнь с чистого листа. Мы с Ры тоже так думали, уверенные, что хуже, чем было у нас в московском институте, уже не будет. В Парме нам обещали меньшую нагрузку, к тому же мы ожидали к себе более снисходительного отношения хотя бы потому что мы иностранки. Более того ‒ мы симпатичные иностранки, а это значило, что хотя бы раз в жизни (ради галочки) можно получить оценку за красивые глаза, а не за шестичасовую зубрёжку в ночь перед экзаменом.

И поначалу всё шло по плану. Первую неделю своего пребывания мы ещё не посещали лекции ‒ в Пармском университете полным ходом шла сессия и занятия ещё не начались. В офисе Эразмус нам выдали буклеты с описанием всех программ, доступных студентам по обмену. Свой буклет я пустила на самолётики, а вот Ры принялась изучать и заметно подвисла над теми дисциплинами, которые предназначались нам. Так как мы никогда не учили итальянский, нам пообещали программы на английском и экзамены, следовательно, на нём же, но в буклете об этом не было ни слова. Стояла только загадочная надпись «E-Learning». Мы принялись тревожно звонить и писать всем своим координаторам в попытках понять, что же это такое. Москва скорбно молчала, профессор из Пармы, ответственная за наше обучение, ответила, что сама программа будет на итальянском языке, но мы можем без труда найти англоязычные материалы на сервере университета.

«А экзамен?» ‒ спросили мы. Координатор замялась, посмотрела на часы и сказала, что ей срочно нужно уезжать в Милан. Мы не стали хватать её за ноги, перекрывать ей путь и всячески пытаться остановить ‒ с итальянцами это не работает ‒ мы просто поблагодарили её и решили дальше разбираться своими силами. У нас перед глазами был наглядный пример ‒ в нашей группе в Москве с нами училась девочка Сандра, приехавшая из Нигерии и почти не говорившая по-русски. В начале каждого модуля она подходила к преподавателю, представлялась, объясняла, что свободно владеет английским и совсем немного ‒ русским, на что преподаватели