Применение жесткой силы государства на расстоянии отчасти зависело от системы связи, способной быстро определить, где силовое вмешательство необходимо. Успешное развитие почты, телеграфа и радио резко сократило понятие пространства и времени в управлении. С XVII века государством была создана почтовая система на дорогах, ведущих в Бристоль, Холлихед, Дувр, Эдинбург, Норвич и Плимут. С введением почтовых карет на дорогах в 1784 году и на железной дороге с 1838 года сеть значительно расширилась, сохранив при этом Лондон в качестве своего центра. Почта была способом связи центральной власти с чиновниками на местах. До введения пенни-поста в 1840 году система франкирования обеспечивала бесплатное пользование почтой членам парламента и чиновникам. В 1838 году таким образом было разослано семь миллионов писем, и в отличие от 57 миллионов обычных писем, отправленных в том году (которые тарифицировались в зависимости от расстояния), они были равномерно распределены по всей стране. Создание почтовой системы было одним из первых требований колониального правительства. Первая почтовая система в Ирландии была создана в 1640-х годах, чтобы облегчить связь между Лондоном и его мятежной колонией. Ост-Индская компания создала почтовую систему в трех своих президентствах в 1760-х годах, но только в 1854 году в Индии была введена централизованная почтовая система, основанная на предоплаченных марках и доставке по железной дороге. Ирландская почта была включена в британскую систему в 1830-х годах, и ее связь с колониальной властью стала очевидной, когда почтовое отделение Дублина было захвачено во время Пасхального восстания 1916 года [Gregory 1987: 130–154; Daunton 1985].

В 1845 году почтовая служба также стала включать и телеграф, позволявший отправлять и принимать сигналы на огромные расстояния почти одновременно. К 1870 году телеграфная сеть только в Великобритании включала в себя 22 тысячи миль кабеля и генерировала шесть миллионов сообщений из более чем трех тысяч пунктов. К 1852 году кабель пересек Ирландское море, а к 1865 году надежные сети протянулись через Атлантику в Северную Америку, а также через Красное море в Индию. Их щупальцы окутали практически всю империю, далее распространившись в Гонконг (1871), Новую Зеландию (1876), а также восточную и южную Африку (1879). Если в 1860-х и 1870-х годах доставка коротких сообщений занимала несколько дней, то к концу века на их передачу уходило едва ли полчаса. Ни одна другая система связи не стала настолько важной для колониальной администрации в кризисные времена. Впервые телеграф облегчил передвижение войск в Великобритании в период чартистской агитации, но именно во время восстания в Индии он стал незаменим. Четыре с половиной тысячи миль кабеля способствовали быстрому развертыванию войск, в то время как переписка с Лондоном по-прежнему занимала недели [Mather 1953; Headrick 1988]. Телеграф не только существенно облегчил управление на расстоянии, он также создал новую временную связность территорий государства. Синхронность телеграфной передачи по железнодорожным линиям позволила стандартизировать национальное и в конечном счете мировое время. Этот процесс начался в Великобритании в 1840-х годах, когда железнодорожные компании стали публиковать расписания прибытия и отправления, синхронизированные по Лондону, а не по местному времени. К 1850-м годам большинство городов примирились с новой обязательной системой стандарта времени, исходящего из столицы, но в отдаленных сельских районах, куда поезда и телеграф добирались редко, все было иначе, пока в 1880 году «Законом о стандарте времени» не было закреплено стандартное национальное время. Тот же самый процесс происходил по всей империи и даже по всему миру по мере распространения рельсов и кабелей. К 1884 году мир полностью ориентировал свою временную сетку на лондонское время по Гринвичу.

Харизматическое государство

Управление обществом чужаков в условиях расширяющейся имперской политики породило новый механизм реализации власти со все более абстрактными и безличными формами. Они, в свою очередь, часто служили основанием для создания столь же непривычных харизматических и крайне индивидуализированных форм руководства. Эта диалектика была очевидна для журналиста У Баджота в 1867 году; он описал, что Английская конституция содержит не только «эффективные» части, обеспечивающие работу правительства, но и почти мистическую ауру, окружающую ее «достойные» части, подобные монархии [Bagehot 2009]. Для Баджота, как и для меня, суть заключается в том, что обе составляющие Конституции совершенно необходимы, они работают вместе. Таким образом, растущие ряды новой государственной службы в Уайтхолле и их бюрократическое оснащение обеспечили государству монументальную материальную форму. В XIX веке территория между площадями Трафальгар и Парламент, а также новая набережная Виктории стали бюрократическим пространством правительства. Когда-то здесь находился королевский двор, поэтому в XV веке на этом месте были построены здания Парламента, однако, к сожалению, большая часть Уайтхолла и его многочисленные частные особняки не пережили пожара в 1698 году. Несмотря на то что военно-фискальное государство наложило свой отпечаток на это пространство в XVIII веке – перестройка Адмиралтейства (1726), а затем строительство Казначейства (1736) и Торгового совета (1768) – современный характер Уайтхолла сформировался после реконструкции Дома Парламента (1840–1860) после пожара 1834 года, перепланировка Трафальгарской площади вокруг новой Национальной галереи (1832–1838) и колонны Нельсона (1845), а также вызвавший жаркие споры проект нового здания Министерства иностранных дел и Министерства по делам Индии (1868–1873)[18]. Не менее важно и то, что само пространство было открыто благодаря созданию набережной Виктории (1870) и расширению Парламент-стрит за счет удаления Королевской улицы у входа на Парламентскую площадь (1873) (см. рис. 10). В 1885 году Даунинг-стрит стала официальной резиденцией и офисом премьер-министра и канцлера казначейства. Кроме того, была построена серия новых монументальных зданий государственных министерств: Внутренний и Колониальный офисы (1873–1875), Новый Скотленд-Ярд (1888–1891 и 1912), пристройки Адмиралтейства (1895 и 1911 с Адмиралтейской аркой), Казначейство (1898–1917) и Военное министерство (1899–1906). «Исторический» стиль этих зданий затушевывали время их строительства и заявляли о постоянстве и прочности государства. За фасадами скрывались глубоко функциональные помещения, предназначенные для того, чтобы армии клерков могли заниматься государственными делами: в новом Военном министерстве было более тысячи кабинетов и две с половиной мили коридоров [Bremner 2005:703–742; Dugdale 1950; Foreman 1995].

Рис. 10. «Достойное» пространство Уайтхолла. Надписи: «Сады Уайтхолла», «Конная гвардия» и «Парад» опущены из середины изображения, слева направо Источники: [Fry: 1891].

В своем новом монументальном виде Уайтхолл стал церемониальным центром имперского государства. Как и подобает месту, где находился старый королевский двор, Уайтхолл играл роль сцены для выступления возрожденной монархии. Медленно лишаясь исполнительной власти в течение XIX века,