меня - тоже, и на визу, и на литсотрудника.

- А это что за тварь?

- Литсотрудник?

- Ну да! Не опер, случаем?

- Боец идеологического фронта.

- Выходит, ты не боец?

- Боец, и еще какой! Чемпион Латвии по боксу.

- А на идеологическом фронте?

- Курьер. По штатному расписанию большего мне, выяснилось, не положено. Вот и хлопнул дверью. Послал редактора... И - на восток, по меридианам. Здесь на пятый пункт не смотрят. Тайга - не море. Ходи туда, ходи сюда, к берлоге выгребешь - не в загранку.

- А я на паруснике ходил. "Чифом". С пацанятами. Курсантами-практикантами. Из Рижской мореходки.

- На "Капелле"?

- Знаешь? Хвалю за службу!

- Списали твою "Капеллу". На "гвозди".

- Да ну?

- Гну!

- Чего так? Ей издержу, на мой прикид, еще не предвидится. "Лет до ста расти нам без старости!"

- Твоими бы устами... Впрочем, на данный момент она в доке. На Рижском судоремонтном. Изучают - смотрят - прикидывают. Мысля там их донимает: может, в плавучий ресторан твою "Капеллу" преобразить.

- Охренели! - психанул он, трахнул кулаком по столу, опрокидывая "взрывной волной" пустой стопарь. Поспешно перехватил его, наполнил, и жадно - в глоток. - Ресторан! Чтобы каждый сучок изображал себя корсаром.

- Вольней, конечно, думать о штормах за стойкой, - поддержал я морского волка.

В нем и откликнулось:

- Доброе судно! Парусность - дай бог каждому! Форштевень рубит волну, летишь, как птица.

- ...И пой себе: "Я, словно небо, могу достаться - кому угодно, но не себе".

- Не вышибай слезу, "Латвийский моряк", - сказал Старатель, с душевной тоской воспринимая мой экспромт. - Редактором, небось, по-прежнему - Ядин?

- Нет! Да ты с курса сбился, браток. Лет на двадцать, поди, - насторожился я. - Ядин был редактором тьму годков назад. Э-э, как это в исторических хрониках? "На рубеже сороковых-пятидесятых..." А сейчас... Сейчас Мотель, Яков Семенович.

- От перемены мест слагаемых сумма полезных евреев не меняется, так, что ли?

Это было неожиданно. Я фыркнул.

- А ты, "чиф"?.. Ты... разве полезным не был?

- И ты был, коли журналист.

- Чего же ерничаешь?

- Да удивляет меня, "мастер", до чего Там глупы. Давят и давят... Кого? Полезных людей давят. С кем же Софье Власевне вдовий век куковать, когда всех выдавит? Наедине с собой? Да ведь в этом разе она и себя... из самой себя... со всеми нутрями выдавит. Как тебе перспективка?

- На штормовое предупреждение похожа, Александр Маркович.

- Что? - вздрогнул Старатель. - Я тебе паспорт не раскрывал.

- Не волнуйся, "чиф", мне и души достаточно.

- Объяснись!

Лаконично, не вдаваясь в подробности, я рассказал бывшему старпому все, что было мне известно о пожаре на "Капелле", и поинтересовался, как это ему удалось обмануть охранку и улизнуть из-под носа кагебешников и обслуживающего их персонала стукачей и филеров.

Выяснилось, что 14 июня 1940 года, в день изгнания из Риги в Сибирь состоятельных латышей и евреев, товарники вывезли со станции Торнякалнс и родителей его жены, домовладельцев. Они обустроились на вечное поселение в Киренске - городе на острове, возникшем некогда из острога. Так что адрес спасения в голове имелся. А вкупе с адресом имелся и запасной паспорт. Не поддельный, запасной! Такими в ходе законспирированной операции "Бриха" латвийские сионисты снабжали евреев, стремящихся выехать в Палестину. К ним принадлежал и Александр Вовси. Жену и дочь он потерял в Рижском гетто. Визу отобрали в 1953-м за родство с "выселенцами" 1940-го. С началом "дела врачей" он опасался, и не без причины, ареста.

8. По образу и подобию...

- Как вас теперь называть? - спросил я и запекся сердцем от своей оплошности. В растерянности, усугубив положение, добавил: - Александр Маркович...

Поспешно опрокинул стопарь. И - пальцами разрывать грудку рябчика, не скрывая за хаотичными действиями нутряную досаду.

- Называй меня... когда невмоготу без позывных... Ну, допустим, так - Длань Господня.

- Не круто ли?

В голосе Старателя я не ощутил обиды. И нотки подозрительности не проскользнули в нем. Поэтому, ругая себя за оплошку, вернулся к доверительному тону. На первый взгляд, удачно.

- Не круто ли? - усмехнулся он. - И это глаголит "образ и подобие". Круто, согласен. Для незнающих - круто. А кто имеет глаза и уши, кто видит и слышит, для них - не круто. Присмотрись. Прислушайся.

- К чему?

- К себе присмотрись. К себе прислушайся. Закрой глаза. Коснись ладонью медали, что у тебя на лбу, и прислушайся.

- Сказки изволишь сказывать?

- А вот попробуй...

Я последовал его совету и в напряженной тишине стал постепенно различать слова детства моего, произносимые нараспев дедушкой Фройкой у молитвенного пюпитра. Слова из первой книги Моисеевой. Немыслимые для этой чудной сторожки. Для этого дикого края. Слова...

"И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.

И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их.

И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле".

Я вышел из непонятного транса - не мантры же читал! Ощупкой помассировал веки, поднял глаза на Старателя. И как бакенный огонек в тумане, приметил плавное, ритмично организуемое скольжение по воздуху его руки: будто бы дирижирует он мною, акцентируя внутренний оркестр на музыкальных фразах, прежде машинально проходящих мимо сознания.

"Сотворил его, мужчину и женщину ..."

Отсюда - следствие: Адам, образ и подобие, был до появления Евы мужчиной и женщиной, соответствовал внешнему обличию Бога. И лишь потом, удалив из себя женское начало, принял иной, не сходный близнецово со Всевышним облик.

Не зря же, вкусив плодов с дерева познания добра и зла, застеснялся измененной своей наготы. Она отличала е г о от Всевышнего. И жену его Еву. А соединение их вновь в одно неразъемное целое стало уже физически невозможным. Но оно происходило. Происходило у человеческого зародыша. В материнской утробе. И на недолгий срок. Пока пол ребенка полностью не сформируется.

Еврейские мудрецы утверждают: в зачаточный период жизни младенец знает всю Тору