Шрифт:
Закладка:
С полминуты водяной переваривал сказанное. Потом включил прежнюю пластинку:
— Верни коров!
— Вот тебе, а не коровы! — Харисим, которого, видимо, утомил диалог, решил мне помочь. И изобразил жест, понятный каждому.
— Я всё сказал, — закончил я. — Добавить нечего. Ты не лезешь к людям — я не трогаю тебя. И скажи спасибо, что у меня сегодня такое гуманное настроение. Всё, переговоры окончены.
«Спасибо» водяной не сказал. Ещё какое-то время побычил, глядя на меня злющими глазами и топорща чешую на боках. А потом вдруг взорвался миллионом мельчайших брызг. Только что был — и вот уже нету. Только посверкивают на траве крошечные капли. Готовятся встречать рассвет.
Русалочье войско исчезло вместе с паханом. Мне показалось, что от воды донёсся лёгкий всплеск. И наступила тишина. Если прислушаться — различишь, как из-за дальнего леса выбирается солнце.
— Всё, мужики, — скомандовал я. — Отбой.
Мы убрали Защитный Круг. Ещё немного выждали, чтобы уж с гарантией. Потом Иван и Ерёма, как наименее ушатанные, отправились жечь туши русалок.
Я честно предложил Харисиму поделить трофейных коров. Тот покачал головой:
— Не… На что они нам? Своего хозяйства нету, а на базаре продавать — крестьяне не дураки, чтобы купить. Это у тебя, охотника, удали хватило — водяному шиш показать. А простой мужик помрёт со страху. Забирай себе, твоя добыча… Добрый ты охотник, Владимир! Я и не думал, что у вас в Поречье такие водятся. Ежели ещё куда соберёшься — зови, я точно в стороне стоять не буду.
Так, за разговорами, в сопровождении трёх меланхоличных коров, мы двигались в сторону хутора. Когда сровнялись с ближайшей избой, дверь её распахнулась. Из дома вылетел золотой вихрь и бросился мне на шею.
Маруся успела стереть с лица остатки краски и избавиться от кокошника.
— Я сидела тихо, как ты велел! — похвасталась она. — И к воде не подходила!
— Хороша девка! — разглядывая её, одобрил Харисим. — За такой и я бы в реку нырнул.
Подошедшие Иван и Ерёма, судя по красноречивым взглядам, это мнение разделяли. Зардевшаяся Маруся потупилась. Спросила:
— Идём домой?
«Идём» — это, конечно, здорово сказано. И я-то, допустим, пойду — хоть домой, хоть куда угодно, где Знак нарисован. А вот что делать с Марусей? Карет и колясок у них тут не водится, а на телеге до Смоленска — полдня, при хорошем раскладе… Эх, ладно. Видимо, время пришло.
Я сосредоточился. Невидимые сосуды внутри меня пришли в движение. Минус десять родий, теперь в остатке — девятнадцать вместо двадцати девяти. Зато я прокачал Знак Перемещения. И могу утащить Марусю с собой.
— Подождите, мужики, — попросил я охотников. — Постойте тут, никуда не уходите. Я быстро.
Обнял Марусю, изобразил нужный Знак. Миг — и мы стоим в транспортировочном шкафу в моей башне.
— Прошу, — я толкнул дверцы, сделал приглашающий жест.
Ничего не понимающая Маруся вышла из шкафа. Огляделась, узнала обстановку и захлопала в ладоши.
— Стоять! Ты кто⁈
Захар, задремавший в кресле у стола, вскочил на ноги и выхватил меч. Принаряженную Марусю спросонья не узнал.
— Отбой, — скомандовал я. — Свои.
Быстренько рассказал Захару о последних событиях. Велел идти отдыхать. Как вдруг раздался адский треск.
Я оглянулся.
Дверцы многострадального транспортировочного шкафа, покачиваясь, повисли вдоль стенок. А среди останков того, что ещё минуту назад было шкафом, образовалась чёрная, как смоль, корова. Точнее, передняя её часть.
На спине коровы сидел Харисим. Который, глядя на Захара, ошалело сказал:
— Здрасьте.
* * *
— Что ж вы за народ такой, охотники смоленские! — сокрушался я. — Лишь бы ломать. Не своё — не жалко. Я к ним со всей душой, а они…
— Да я же извинился, — басил Харисим, стоя рядом с коровой. — Откуда ж мне знать было, что у тебя Знак в доме.
— Опять шкаф чинить… Плотник обо мне нехорошо подумает.
— Хорошо он подумает, — вставил Захар. — Ты ж платишь ему. О чём тут думать-то, вообще?
Тоже верно. Однако есть у меня один пунктик: не люблю, когда дома раздрай. Дома всё должно быть отлажено, чётко, красиво. А не обломки по всему полу, блин.
— Думал, помогу тебе коров забрать, — буркнул Харисим, совершенно смущённый.
Я сделал над собой усилие. Вдохнул, выдохнул и улыбнулся.
— Спасибо! Извиняй, что разорался. Это всё стресс. Он, знаешь, копится, копится, а потом как е… Эм… выплеснется, в общем. И тут уж — кто попался, тот и сгодился.
Харисим кивнул. Корова издала вежливое «му».
— И как тебя по лестнице спускать? — спросил я, глядя в честные коровьи глаза.
— Так это ж — чего проще! Ты на дворе Знак изобрази — я спущу, — решил проблему Харисим. — И остальных коров пригоню.
Сказано — сделано. Мы все, кроме Харисима, спустились вниз. По пути Маруся попала в объятия тётки Натальи, которая обрадовалась ей, как родной.
— Слышу — кричат на радостях, — повстречал меня Данила. — Отбили, что ль?
— Само собой, — важно сказал Захар. — Владимир Всеволодович своих не бросает!
Я начертил Знак и, посмотрев в окно башенки, махнул рукой. Через пару секунд Данила ёмко и эмоционально высказался, когда на Знаке появился здоровенный мужик с чёрной коровой. Зрелище, конечно, демоническое.
А уж когда этот мужик исчез, а потом вернулся со второй коровой, а затем и с третьей…
— Согласись, при дядюшке моём не так весело жилось? — толкнул я Данилу локтем.
— То — да-а-а…
На крыльцо вышел Тихоныч и тоже широко раскрыл глаза.
— Вот это, — сказал я ему, указав на коров, — в Обрадово. Пусть радуются. И быков радуют ужиковских. Получат хороший приплод. А дальше уж крестьяне, если обратно в синьку не ударятся, разберутся, что делать. Только строго-настрого накажи, чтобы к реке этих коров не водили! Если отведут — пусть на себя пеняют.
— Всё исполню, — кивнул Тихоныч. — Вот же ж вы, Владимир Всеволодович, чего делаете…
— Да это я
