не прижал. И как потом торговалась… Мол, помогу, только если очень серьёзные люди приедут из Москвы. Видимо, такое же отношение и сам Шанцев на себе прочувствовал, пока против него дело фабриковали. Не сразу же его в наручники заковали, наверняка были какие-то заходы перед этим… И я же всего не знаю, может быть, он еще что-то знает, что мне неизвестно. Может, всплыло, что она как-то Филимонову помогала в чем-то.

— Ирина Викторовна, я конечно, могу поговорить, но что это изменит? Он директор завода и это ему решать, с кем ему работать. Я так понимаю, что он обиделся за то, что вы отстранились и отошли в сторону, когда его арестовали. Вот если бы вы его решительно поддержали тогда, то другой разговор был бы. А вы же даже, помните, со мной говорить не хотели, пока я удостоверение не показал… Похоже, что он перестал вам доверять, и что я могу в связи с этим сделать?

— А новому бухгалтеру почему он будет доверять? — спросила она. — Тем более ещё неизвестно, кого поставят. Сверху же пришлют наверняка… Он не думает, что там захотят сквитаться за нагоняй из Москвы и пришлют кого-то, кто начнет его подставлять? Чтобы в следующий раз его уже без ошибок закатать на тюремные нары?

— Ну, тоже верно, — согласился я. — Я поговорю. Но ничего не обещаю.

— Спасибо, — ответила она и мы попрощалась.

С одной стороны, я могу понять Шанцева. А с другой, она права. К новому главбуху доверие ой как нескоро появится, если, вообще, появится, тем более, после такой истории. Тем более к присланному из Брянска. Того самого Брянска, где без колебаний, без попыток разобраться, одобрили намерение его посадить по липовому делу.

Но это весомый аргумент с рациональной точки зрения. А я что-то сомневаюсь, что человек, недавно вышедший из камеры, куда безвинно попал, сейчас способен мыслить рационально. Чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что с Шанцевым сейчас бесполезно говорить, надо дать ему время успокоиться.

Заказал разговор с бухгалтерией и порекомендовал Ирине Викторовне выждать какое-то время и не попадаться пока Шанцеву на глаза, отпуск взять или больничный.

— У него была серьёзная встряска, — объяснял я, — надо дать ему прийти в себя. До него, может, только-только начинает доходить, чем всё это могло закончиться. Хоть на пару неделек исчезните из его поля зрения. Авось, придет в себя, иначе начнет смотреть на то, что произошло.

— Спасибо, Паш! Как я сама не додумалась? — обрадовалась главбух. — Собралась сегодня идти к нему, просить оставить за мной моё рабочее место… Мы все тут ни черта не соображаем!

В университете меня после первой же пары вызвала к себе Гаврилина и сообщила мне «радостную» новость, что принято решение включить меня в научную тему факультета, связанную с изучением перспектив развития социалистической экономики. Потом она переключились на мой доклад по безработице на предстоящей конференции. Обсудили с ней некоторые моменты.

— Будут очень серьёзные гости из-за рубежа, Паш! — настраивала она меня. — Будет, также, солидная профессура из других вузов СССР, из Литвы, Эстонии, Молдавии. Хочу кое с кем из них тебя познакомить.

— Хорошо, Эмма Эдуардовна.

— Смотри, не опаздывай.

— Конечно.

Удачно вышло, что она меня к себе позвала. Я и сам собирался зайти, потому что пришел вчера к выводу, что пары в университете и есть моя единственная лазейка найти время для курсов по предложению Фирдауса. Так что, когда Гаврилина уже собралась со мной прощаться, решив, что исчерпала все вопросы, я ее притормозил:

— Эмма Эдуардовна, у меня серьезный вопрос. Насколько далеко простирается мое свободное посещение и ваше предложение помочь при необходимости на экзаменах?

Она удивленно на меня посмотрела, но сказала сочувственно:

— Что, совсем тебя замотали в твоем Верховном Совете?

— Это верно. Сплю иногда по пять часов, вымотался уже.

— Ну, учитывая, кто попросил оказать тебе содействие… И то, что я завтра могла бы тебя поставить своим ассистентом преподавать безо всяких колебаний, словно у тебя уже есть высшее образование… В принципе, я могу на сессии просто пройтись с твоей зачеткой по преподавателям.

— Спасибо огромное, Эмма Эдуардовна! — сказал я, в принципе, примерно такого предложения от нее ожидая. Что я, что ли, не знаю, как некоторые мажоры сдают экзамены… Ну и что, что я не мажор, схема-то привлекательная! Тем более вышка у меня уже есть, а все, что нужно, из подавляющей части предметов я использую уже на уровне уверенных навыков, развитых десятилетиями. Теперь, наконец, у меня появится время на что-то важнее, чем просто по второму разу просиживать штаны на студенческой скамье…

Видимо, мое лицо отобразило всю гамму переживаемых мной положительных эмоций, потому что Эмма сказала:

— Не, ну надеюсь, хоть раз в неделю ты планируешь появляться на занятиях? А то ведь обзавидуются остальные студенты, и начнут пакости тебе делать…

— Что вы, конечно, буду заходить! — ответил я, — Эмма Эдуардовна, я ваш должник!

* * *

Грозненский район. Станица Первомайская.

Ахмад приехал к брату. Его ждали. Иса оповестил родню. Приехала родная сестра Зарета с мужем из Ростова, приехал Ваха из Ставропольского края. Из Грозного подтянулись двоюродные братья с семьями. И в самой Первомайской жили родственники.

Ещё издали Ахмад увидел группу мужчин у дома Исы, а они его. Приветственные крики разнеслись по улице и со двора тут же выскочили ребятишки и побежали к Ахмаду.

Его приезд собрал близких людей из разных мест, они рады были видеть друг друга, рады ему. Тут же пошли за стол. Всё было готово, только мясо не стали жарить. Ждали его.

Выпив и закусив, мужчины вышли на улицу и занялись бараниной.

Тут Ахмад и рассказал, что с ним приключилось, как он едва не сел из-за бытового конфликта своего директора и начальника городской милиции.

История задела родственников за живое. Такое не оставит никого равнодушным, если даже просто случиться где-то с кем-то, неизвестно с кем. А тут дело коснулось близкого родственника. Мужчины были очень взвинчены. И Ахмад поспешил рассказать, как же он оказался на свободе.

— Сын жены моей Поли, в Москву уехал в том году, в МГУ поступил и в Кремль на работу устроился. Он и помог, — делился Ахмад с роднёй. — Если бы не он, то все было бы плохо! Ни на заводе