— Выстрелят они в меня… — тоскливо повторил Воробей.

— Это — вопрос спорный, — нетерпеливо произнес Лысухин. — А вот если ты откажешься идти, то уж тогда-то тебе точно конец! — И Лысухин ловко повертел ножом перед самым лицом Воробья. — Так что выбирай, друже Воробей! Или как там тебя — Кладовщик.

Воробей еще какое-то время с видом обреченного человека потоптался на месте, затем опасливо выглянул из канавы. Невдалеке, буквально в пятидесяти метрах, суетились вооруженные люди. Уже совсем рассвело, и было хорошо видно, что это не немцы, а полицаи. Должно быть, здесь находился пост, охраняющий подступы к городу. «Что ж, полицаи так полицаи! — подумал Лысухин. — Может так статься, что это даже еще лучше, чем немцы. Эти-то хоть знают русский язык. Ну, или белорусский. Значит, объясниться с ними будет проще».

— Ну, пошел! — сказал Лысухин и сильно толкнул Воробья в спину.

Воробей на четвереньках выбрался из канавы и выпрямился. Его заметили. Кто-то из полицаев что-то громко крикнул Воробью, но что именно, разобрать было невозможно.

— Не стреляйте! — по-русски закричал Воробей. — Не стреляйте! Не стреляйте!

И с высоко поднятыми руками он пошел в сторону полицаев. От волнения и страха он позабыл, что лучше в данном случае кричать эти слова не по-русски, а по-немецки.

— Пошел наш гонец! — процедил сквозь зубы Лысухин и посмотрел на Старикова. — Ну, подождем, коли так. Эх, как же мне жаль, что нет сейчас у меня такого права — прикончить эту гниду! Что ж, пускай поживет… Все равно скоро сдохнет. Такие не имеют права жить. Ты-то как?

— Нормально, — ответил Стариков. — Подсоби, я тоже хочу посмотреть… Со связанными руками неудобно…

Полицаи не стреляли. Но и навстречу Воробью никто из них не пошел. Наоборот, все они мигом попрятались, кто в вырытом неподалеку окопчике, кто за сложенными штабелем мешками с песком, — и с настороженным любопытством выглядывали оттуда, наблюдая за приближавшимся к ним Воробьем. В таких действиях полицаев имелся резон: а вдруг этот неизвестный человек с поднятыми руками — партизанский провокатор? Они, значит, опрометчиво побегут ему навстречу, а из недалеких кустов тут же раздастся пулеметная очередь…

И только когда Воробей приблизился к полицаям вплотную, кто-то из них ухватил его за шиворот и уволок за штабель из мешков, набитых песком. Какое-то время там ничего не происходило — вернее сказать, Старикову и Лысухину ничего видно не было. Но вскоре из-за мешков во весь рост поднялся Воробей и призывно замахал руками. Это был сигнал для Лысухина и Старикова: идите, мол, сюда, вас здесь ждут.

— Что ж, пошли, коль так, — вздохнул Лысухин. — Где наша не пропадала!

И он первым выбрался из канавы. Затем выволок оттуда связанного Старикова. Делал все это Лысухин демонстративно, не торопясь, чтобы полицаи все хорошо видели и прониклись значимостью момента. Вот, мол, в плен сдаются важные люди — прибывшие аж из самого штаба Красной Армии. Оружие Стариков с Лысухиным оставили в канаве — сейчас оно было им без надобности. Сейчас у них было другое оружие, незримое…

Глава 11

Какое-то время полицаи с молчаливым, опасливым подозрением смотрели на Лысухина и связанного Старикова. Стариков изо всех сил делал вид, что ему худо, несколько раз он порывался упасть на землю, и если бы не поддержка Лысухина, то обязательно упал бы.

— Ладно, комиссар, можешь сесть на землю, коль желаешь! — проворчал Лысухин, неприязненно косясь на Старикова. — Сдалась мне такая радость — поддерживать тебя. Падай, сука, если желаешь…

Лысухин отпустил Старикова, и Стариков тотчас же тяжело опустился на землю.

— Что, и вправду комиссар? — спросил один из полицаев, по всей видимости, старший.

— Нет, — нехотя ответил Лысухин. — Это я так сказал, для красивости слога. А так-то он специалист по другой части.

— А ты-то сам — кто такой? — недоверчиво спросил главный полицай.

— Не твоего ума дело, — лениво ответил Лысухин. — Твое дело — свести нас к немцам. Вот и выполняй.

— А ты не командуй! — взъярился главный полицай. — Ишь, раскомандовался! Вот возьму и шлепну тебя как опасного элемента!

— Ну, шлепни, — равнодушно согласился Лысухин. — А примерно через полчаса шлепнут тебя самого. За твою бестолковость. Тебя устраивает такой расклад?

Главный полицай выругался, злобно взглянул на Лысухина и больше не сказал ничего. Он соображал, что ему делать дальше. Похоже было, никогда раньше от с такими случаями и такими непонятными личностями, как эти трое, не сталкивался.

— Нам нужно срочно видеть гауптмана Ауга! — вмешался в разговор Воробей. — Вам мы ничего говорить не будем!

— Знаешь такого? — с прищуром взглянул на полицая Лысухин. — А коль знаешь, так и выполняй. Отыщи его и доложи. Причем срочно, прямо-таки выпрыгивая из штанов! А то ведь этот Ауг сам тебя вытряхнет из штанов!

— Смотрите за этими орлами! — приказал главный полицай своим подчиненным. — Еще неизвестно, кто они на самом деле… А я — мигом.

— Давно бы так! — проворчал Лысухин и опустился на землю рядом со Стариковым.

Что они думали, что чувствовали? Можно сказать, что почти ничего. Сейчас они были как путники, сделавшие первые шаги по опасной, непредсказуемой дороге. Терзания и сомнения — идти по той дороге или не идти, когда сделать первый шаг, каким должен быть этот шаг — остались позади. Они ступили на эту дорогу, и теперь возврата не было. Все просто — нужно идти по той дороге и обязательно дойти до цели.

Ждать пришлось недолго. Примерно через полчаса послышался звук мотора, и вскоре к полицаям подъехал крытый грузовик. Из кабины грузовика вышел офицер с погонами гауптмана, из кузова выскочил десяток вооруженных солдат и с ними — старший полицай.

— Вот они, господин гауптман! — указал полицай на Старикова, Лысухина и Воробья. — Прибыли со стороны леса. Кто такие — говорить не желают. Требуют лично вас.

Должно быть, гауптман знал русский язык, потому что внимательно выслушал старшего полицая: так слушают собеседника, когда понимают, о чем он говорит. Но при этом он смотрел