Присев за столик внутри забегаловки, мы делаем заказ, который приносят довольно быстро, и мы с жадностью набрасываемся на завтрак. Первое время едим молча, утоляя звериный аппетит, а потом Вил нарушает тишину между нами:

– Ты, наверное, не привыкла к таким экшенам.

– Таким, как вчера?

– Мгм, – отвечает он, забрасывая в рот кусочек бекона.

– Я и не такое видела на своей работе.

– Например? Расскажи.

– Например, – медленно тяну я, зависая взглядом в пространстве. – Например, в Нью-Йорке обдолбанный знаменитый музыкант выбросил одну из девочек из окна за то, что она не захотела… в общем, не к столу будет сказано. Скажем, она отказала в удовлетворении его мерзких фантазий.

– И никто ничего не сделал?

– Не успели, – качаю головой, тяжело сглатывая. Картинки того ужасного вечера сменяются перед глазами, как слайд-шоу. – Все были настолько пьяные и обдолбанные, что у всех присутствующих была замедленная реакция. А более проворные девочки ничего не смогли сделать. Я была в ванной. Услышала визг. Вылетела оттуда и увидела уже момент, когда он сбросил ее. Это… – снова сглатываю, а лицо немеет, потому что я опять проживаю те же ощущения. Холод внутри, волосы дыбом, сердце перестает биться, на глаза набегают слезы. – Ужасно, – выдыхаю. – Я не была знакома с той девочкой. Но все равно переживала ее смерть так, будто потеряла близкого человека.

– Надеюсь, эту тварь наказали, – цедит Вилмер, а я качаю головой.

– Он продолжает давать концерты и остается кумиром миллионов. Говорят, его принудительно вылечили от наркомании, и он вроде как выплатил огромную компенсацию семье пострадавшей. Но это все неподтвержденные слухи, так что не могу утверждать, что все так и было.

– На самом деле это ужасно.

– Да, – отвечаю и отодвигаю от себя тарелку. Аппетит совсем пропал. Вилмер подтягивает ко мне тарелочку с шоколадным маффином.

– Говорят, сладости улучшают настроение.

Я грустно улыбаюсь и беру лакомство в руки. Медленно снимаю бумагу. Отламываю крохотный кусочек и кладу в рот, после чего запиваю черным несладким кофе.

– А еще я как-то видела, как сильные мира сего испражнялись на одну из девочек. Подробности рассказывать не буду, зрелище отвратительное. Но тогда я сильно удивилась странным и мерзким желаниям вылизанных, холеных политиков. Примерные семьянины, люди, топящие за традиционные ценности и веру в Бога… на деле оказались тварями. Мерзкими животными, которые считают себя высшими существами на планете, а всех остальных – мусором.

– Я тоже многое повидал, – качает головой Вил. – Но до сих пор не утратил способности удивляться человеческой подлости и низости.

– О, да, – улыбаюсь невесело. – Был еще случай. На вечеринке у другого политика. Когда я пришла, то первым порывом было сбежать. У входной двери на полу лежала девушка. Полностью голая, – скривившись от отвращения, продолжаю я. – Хозяин заставлял каждого входящего гостя вытирать о нее ноги.

– Ужас, – кривится Вилмер.

– Да, – немного севшим голосом отзываюсь я. – Но самое страшное, что никому нельзя было отказаться. Хозяин настаивал на том, чтобы даже такие же девочки, как она, это делали. Причем было невозможно просто коснуться ее тела обувью. Нужно было полноценно вытереть о нее ноги. Мерзость.

– Почему ты не бросила эту работу? – задает Вил сакраментальный вопрос.

– У меня есть возможность выбирать клиентов, – легко пожимаю плечом я. – К тому же, у меня очень чувствительный радар на извращенцев и ублюдков, которые ненавидят женщин. Страшно попасть в руки к подонку, которого мамочка шлепала в детстве, а теперь этот недолюбленный засранец убивает ни в чем неповинных девчонок.

– Как муж относится к твоей работе?

– Я ни с кем не обсуждаю свои отношения с мужем, – отрезаю, давая понять, что Вилмер ступает на запретную территорию.

– Я мог бы задать этот вопрос на допросе, – добавляет он немного шутливого тона, и я благодарна ему за это после таких тяжелых воспоминаний.

– А я бы ответила, что это к делу никак не относится, – слегка улыбаюсь я.

– Что ж, засчитано, – отвечает он мне своей очаровательной улыбкой. – А фильмы? Как ты попала в них?

Я задумываюсь, говорить ли правду о своем ужасном прошлом, но Вилмер с Ноа и так уже знают почти все. Даже как я отбирала еду у уличных крыс.

– Скажем, я гналась за мечтой.

– Гналась или бежала от ужасной жизни? – спрашивает он серьезно.

– Разве это не одно и то же? Все мы убегаем от чего-то, стремясь к своей цели. Зарабатывая деньги, мы не только хотим обеспечить себе достойный уровень жизни, мы также хотим избежать нищеты.

– Ты права, – кивает Вил. – И как? Нравится тебе нынешняя жизнь?

– Знаешь, мы не всегда приходим к конечной точке удобными путями. Иногда приходится чем-то жертвовать, чтобы добиться своего. Мне пришлось пожертвовать многим, зато теперь я живу в достатке и не беспокоюсь, что завтра мне будет нечего есть.

– Ты когда-нибудь влюблялась? – задает Вилмер совершенно неожиданный вопрос, а я усмехаюсь.

– Любовь для слабаков или для слишком сильных людей.

– Например?

– Например, для Кинга. Человека сильнее его я не знаю. Он может позволить себе влюбиться и обрести слабость. Потому что способен защитить свою избранницу. Остальные люди не могут позволить себе это чувство. Оно делает уязвимым. Влюбившись, ты не можешь рассчитывать только на себя, тебе нужно постоянно оглядываться на любимого человека и совершать поступки, руководствуясь и его интересами тоже. Так что это не для меня.

– Но это чувство неконтролируемо, – произносит Вил с нечитаемым выражением лица. – Что ты будешь делать, если все же влюбишься?

– Наверное, застрелюсь, – серьезно отвечаю, глядя в серо-голубые глаза.

Глава 19

Лиана

Особняк Кинга – это мрачное место под стать своему хозяину. Викторианское здание, заросшее плющом. Я была здесь всего один раз на очередной развратной вечеринке моего друга, и почти сразу уехала, потому что на следующий день меня ждала работа. Теперь у меня будет возможность рассмотреть дом, который так