Шрифт:
Закладка:
В действительности не все смотрели на Рузвельта как на либерала. Мы обнаружили, что в этот момент впервые вопрос о том, что на самом деле означает либерализм, стал достаточно важным, чтобы побудить одного из читателей «Нью-Йорк таймс» написать редактору письмо относительно подлинного определения либерализма. Рузвельт жаждал неустанного смелого экспериментирования, но, возражая во имя самого либерализма, читатель категорично утверждал, что «либерал — не экспериментатор»304. Однако большинству было все равно, как Рузвельт обошелся с великим старым словом «либеральный». И даже журнал, издававшийся одной из крупнейших американских корпораций для ее сотрудников, — вероятно, не понимая, что Рузвельт подразумевал или мог подразумевать под «либерализмом», — с гордостью заявлял своим читателям: «Если вы не вполне полагаетесь на понимание нашим президентом многих проблем, которые должны быть решены прекращением резко участившихся банкротств и переходом к наглядному восстановлению экономики на здоровой основе, прочтите только что вышедшую книгу Франклина Рузвельта “Глядя вперед”. На суперобложке помещены слова: “Мы готовы вступить в новый период либерализма и разумной реформы в Соединенных Штатах… Как президент Соединенных Штатов я буду делать все возможное”»305.
Уиллард Киплингер, выпускавший влиятельный бизнес-бюллетень, писал, что негативная реакция предпринимателей на политику Рузвельта стала ощущаться никак не ранее 1 марта 1934 г.306 То, что такое осуждение справа не проявилось до 1934 г., пошло на пользу Новому курсу, поскольку это обеспечило «льготный период», когда программы Рузвельта могли отождествляться с либерализмом и это не сопровождалось сколько-нибудь серьезными сомнениями в способности приверженцев Нового курса определить термин «либерализм».
Первый раунд дебатов: выборы 1934 года
Так как 1934 год был годом выборов в Конгресс и Сенат, правые усилили натиск, стремясь убедить американцев в том, что только они, правые, — истинные либералы. Именно тогда группа крайне консервативных демократов и ряд крупных предпринимателей, в частности Альфред Слоун, «считая Республиканскую партию недостаточным орудием для выражения своего возмущения», учредили Лигу свободы, чтобы спасти государство, начав прямую атаку на Новый курс. Члены Лиги предпочли бы Новому курсу нового Мак-Кинли, а возможно, и тому и другому — нового Марка Ханну307. (Марк Ханна — известный промышленный магнат XIX в., председатель Национального комитета Республиканской партии, влиятельный политический деятель — олицетворял существовавший в начале столетия тесный союз Республиканской партии и большого бизнеса.)
Меня не очень интересует деятельность этой группы, потому что лига была настолько радикальной и в столь малой степени представляла общественное мнение, что вступить в нее отказался даже Герберт Гувер308. Кроме того, ее ключевым понятием в политическом споре, символом, на котором она сконцентрировала внимание, был не либерализм, а Конституция США. Один из членов исполнительного комитета лиги, говоря о Конституции, утверждал: «Думаю, немногие из обсуждаемых вопросов могли бы получить большую поддержку или вызвать больше воодушевления у наших людей [чем Конституция]… Народу свойственна твердая — хотя и не осознаваемая с полной ясностью — приверженность ей. Я полагаю, народ нуждается лишь в лидерстве и подсказках»309.
Более важную и представляющую больший интерес атаку предприняли не столь крайние консерваторы, возглавляемые Гувером. Книга Гувера «Вызов свободе» («The Challenge to Liberty»), вышедшая в свет в 1934 г., по мнению Артура Шлезингера-мл., «содержала всестороннее изложение консервативной позиции»310. Гувер заявлял:
«Либерализм стоит на том, что человек — хозяин государства, а не слуга; что единственная цель правительства — питать и оберегать эти свободы. Все прочие твердят, что свобода — отнюдь не данное от Бога право; что государство — хозяин человека…
Я уже высказывался в других случаях насчет извращения и присвоения термина “либерализм” разного сорта теориями — будь то государственное регламентирование, фашизм, социализм, коммунизм или что там еще. Я указывал на то, что эти доктрины — прямое отрицание американского либерализма.
Для тех людей в правительстве и вне его, которые играют с огнем социализма, не думая, что он вспыхнет, я могу сказать, что даже частичное внедрение социалистических методов приведет к дезорганизации экономической системы, законодательных органов и фактически всей системы организованной свободы… В Соединенных Штатах реакцией на подобный хаос станет не распространение элементов социализма, а движение по направлению к фашизму»311.
Гувер и его сторонники донесли это соображение до народа, во всеуслышание заявив, что Рузвельт проводит социалистическую политику.
Что же такое либерализм? Этот вопрос активно обсуждался широкой общественностью. Как мы видели в предыдущей главе, в 1924 и 1930 гг. в двух редакционных статьях «Нью-Йорк таймс» утверждалось, что освященное временем слово «либерал» после войны было экспроприировано. В 1934 г. газета еще раз повторила это утверждение: «После окончания войны старое доброе довоенное слово “либеральный”, означающее прогресс и порядок, было захвачено гораздо более жесткими ребятами, так что “либерал”, “радикал” и “красный” стали взаимозаменимыми словами»312. Эта редакционная статья впервые вызвала отклик читателей: «Мы читаем, что “старое доброе довоенное слово ‘либерал’ было захвачено гораздо более жесткими ребятами”. Разве это не порочащая характеристика таких людей, как Герберт Гувер и Джон Дэвис, — чуть ли не единственных в наши дни граждан, которые готовы публично заявить о своем либерализме?»313.
Другой взволнованный читатель немедленно возразил. Его ответ заслуживает того, чтобы привести его целиком:
«По какому праву и на каком основании Элмер Дэвис [автор цитированного выше письма] говорит о Герберте Гувере и Джоне Дэвисе как о “либералах”? В известных нам принципах и действиях этих людей нет ничего, что в каком-либо смысле оправдывало бы такое название.
Слово “либеральный” несправедливо присваивали себе очень многие со времен Мировой войны, но, конечно, самое несправедливое — применять его к людям, чьи взгляды не согласуются с этой характеристикой либерального умонастроения.
Либеральная позиция есть не что иное, как убеждение в возможности улучшить положение людей посредством определенного законодательства, не отпугивая их нелепыми и ненужными лозунгами: “регламентирование”, “социалистический” и т.п. Причем либерал не против, чтобы и другие сколько угодно высказывали свои политические суждения»314.
На симпозиуме, посвященном будущему либерализма, профессор Джон Дьюи заметил, что те, кто противится фундаментальным реформам, — «слепые и упрямые реакционеры»315. Однако «Таймс» язвила: «“Либеральная” администрация — та, которая выкладывает деньги. А “либерал” — патриот, который хочет получить все, что можно, от “либерального” дяди Сэма, выворачивая его карманы и карманы налогоплательщиков»316. Спор не утихал.
Так как
