автору неизвестен, каждый вправе решить как ему заблагорассудится, но если рассуждать сугубо практически, то ничего сложного в подобной манипуляции нет. И проделать это незаметно для врачей, думаю, можно было без особых затруднений.

Заканчивая разговор об этих 2-х появившихся из ниоткуда уликах, добавим, что прокурор Туохи говорил о них весьма уклончиво и неопределенно. Трудно отделаться от ощущения, что он оставлял за собой возможность быстро отыграть назад и при необходимости дезавуировать собственные же слова. 30 июня, говоря об отпечатке пальца, частично совпавшем с отпечатком пальца Хейренса, Туохи выразился следующим образом: «Я ещё не получил доказательств, достаточных для признания виновности сверх разумных сомнений» (дословно на языке оригинала: «I have not yet deduced sufficient evidence to prove him guilty beyond all reasonable doubt»). Нормально выразился, да? Фразу можно выкрутить в любую сторону по желанию…

После 4-дневного лечения в больнице Уилльяма Хейренса перевели в тюрьму «Брайдвелл» («Bridewell»). Условия содержания были там довольно тяжелы — общее число заключенных достигало 2400 человек, что вдвое превышало расчётную вместимость. Вместе с арестованными на период следствия в тюрьме находились лица, уже осужденные судом — их попросту некуда было переводить ввиду перегруженности тюрем Иллинойса. Уилльям поначалу пытался придуриваться — якобы не узнавал родителей, адвоката, не понимал обращенных к нему вопросов и т. п. Вылечили его очень быстро — пару раз он остался без еды, якобы не поняв поданного сигнала идти в столовую, и никто из персонала не выразил по этому поводу ни малейшей обеспокоенности. Не хочешь идти в столовую — ну не ходи, кому ты нужен! Молодой человек понял, что если продолжать придуриваться подобным образом, то можно умереть с голоду и всем будет на это глубоко наплевать.

В общем, буквально на следующий день, проголодавшись, он стал понимать обращенные к нему реплики и адекватно реагировать на происходящее вокруг. Как видим, тюремная педагогика оказалась вполне целительной, стоило арестанту пропустить пару приёмов пищи и процесс понимания законов окружающего мира быстро наладился, коммуникативные связи моментально восстановились и для достижения этого воистину удивительного эффекта пациента даже бить не пришлось!

Интерьер тюрьмы «Брайдвелл». Во второй половине 1940-х гг. это было весьма мрачное учреждение, переполненное узниками сверх всякой меры. Помимо лиц, находившихся под следствием, в тюрьме содержались также уголовники, получившие срока до 5 лет лишения свободы.

Здесь, конечно же, может возникнуть уместный вопрос: а как пыталась защищать Уилльяма любящая мама? Имелась ли какая-то стратегия у защиты вообще?

Сразу же после задержания Уилльяма, его мама Маргарет наняла адвоката Джона Коглана (John Coghlan), а чуть позже к нему присоединился Поланд Тоули (Poland Towle). Эта парочка защитников предложила, в общем-то, вполне разумную линию поведения. Они заявил, что не следует требовать освобождения Уилльяма, выискивая формальные поводы для этого, лучше посмотреть на то, что обвинение в конечном итоге сможет инкриминировать молодому человеку и чем будет свои обвинения доказывать. И уже после этого добиваться освобождения под залог.

Сложно сказать, насколько разумно было такое поведение, думается, Коглан и сотоварищи понимали логику окружной прокуратуры и действовали оптимальнейшим образом. Во всяком случае, на протяжении первых недель с момента ареста, адвокаты постоянно повторяли журналистам, что мама Уилльяма и они сами в принципе не рассматривают варианты освобождения под залог.

Очевидно с целью подготовки почвы для последующей аргументации защиты, Маргарет Хейренс в начале июля 1946 г. рассказала журналистам о том, что Уилльям в возрасте 8 месяцев упал с детского стульчика и кувырком покатился по цементным ступеням. Никаких выводов мамочка из своего рассказа не сделала, предложив слушателям самим догадываться какие же чудовищные изменения в психике могла вызвать сия детская травма.

Полиция деятельно изучала прошлое арестованного юноши и пыталась выяснить происхождение всех вещей, найденных в его комнате в кампусе. Начались удивительные открытия. Выяснилось, в частности, что несколько изящных фарфоровых безделушек были похищены из дома, находившегося по соседству с домом Дегнан, и произошло это буквально за несколько дней до убийства Сюзан! Безделушки хотя и являлись предметами не уникальными, были всё же очень редки — это были сувениры, привезенные из Германии и в США таких вещиц было днём с огнём не сыскать! Обворованный хозяин квартиры узнал свои вещи, а это означало лишь то, что в январе 1946 г. Уилльям Хейренс занимался квартирными кражами в непосредственной близости от дома, в котором проживала похищенная и убитая впоследствии девочка!

Хейренс со своим адвокатом Джоном Когланом (John Coghlan) в тюрьме «Брайдвелл».

Дальше — больше. Сопоставив найденные и явно ворованные вещи со списками предметов, похищенных в Чикаго в 1945–1946 гг., детективы связали Хейренса сначала с 10, потом с 19, а к середине июля — уже с 24 кражами! Согласитесь, молодой человек оказался исключительно результативным вором, он совершал успешное вторжение в чужую квартиру примерно раз в 7—10 дней, а ведь можно было не сомневаться в том, что полиция владела лишь частью статистики и многие преступления просто-напросто оставались правоохранительным органам неизвестны.

Июль 1946 г.: Уилльям Хейренс в тюрьме «Брайдвелл».

12 июля 1946 г. было проведено официальное опознание Уилльяма Хейренса той самой Эвелин Питерсон, что ранее отказывалась принимать в нём участие. Честно говоря, доказательную силу сего действа преувеличивать не следует — к этому времени фотографии Хейренса уже были широко растиражированы и потерпевшая могла «вспомнить» нападавшего на неё человека, попросту подсмотрев его внешность в газете. Здравый смысл подсказывает, что проводить опознание человека после того, как его увидел опознающий, не следует.

В случае Эвелин Питерсон опознание вообще являлось до некоторой степени избыточным действием, поскольку присутствие Хейренса на месте преступления доказывалось обнаружением отпечатка его пальца. Опознание либо не опознание обвиняемого потерпевшей никак не опровергало наличие столь серьёзной улики [отпечатка пальца]. Тем не менее, опознание было проведено и Эвелин уверенно подтвердила, что именно Хейренс обворовал её квартиру и нанёс ей телесные повреждения. Разумеется, этому сложно поверить, ведь ранее Эвелин уже заявляла, что совершенно не помнит нападавшего… Ну да ладно!

Следует сделать необходимое уточнение об alibi Хейренса на 7 января 1946 г. — т. е. тот день, ранним утром которого была похищена Сюзан Дегнан. Это был рабочий день, понедельник, и занятия в университете начинались тогда в 8 часов утра. Согласно отметкам в журнале посещаемости, Хейренса не было в аудиториях ни в 8 часов, ни в 9, но он появился на лекции в 10 часов утра.