Мне захотелось на свежий воздух. Переступая через чьи-то руки и ноги, я добралась до прихожей, разыскала свой плащ под горой чужих вещей и тихо выскользнула на улицу. Снаружи накрапывал колючий, тоскливый дождь.

Я вытерла рукой некстати навернувшиеся на глаза слезы. И так и замерла, оставив ладонь у лица, чувствуя как от ужаса приподнимаются волосы на затылке. Через дорогу, у обочины, стоял старый знакомый в плаще и карнавальной маске. Сегодня фигура казалась особенно огромной, а маска сияла изнутри как хэллоуинская тыква. Ни зонта, ни дождевика при ряженом не было.

Я осторожно помахала рукой. Фигура не шевельнулась. Несмотря на промозглую сырую погоду, меня бросило в жар.

Позади хлопнула дверь.

— Анна, все хорошо? Прости меня, если… — раздался взволнованный голос Франческо, и тотчас же смолк, ввинтившись в напряженную пустоту ночи.

— Это он, — сипло прошептала я, не оборачиваясь, вспомнив, как в прошлый раз, стоило мне на секунду обернуться к Марку, ряженый растворился в воздухе.

— Я вижу, — стараясь держать себя в руках, выдавил Франческо, становясь рядом со мной и ободряюще касаясь моей руки.

— Видишь?

Он уверенно зашагал через дорогу. Я колебалась:

— Подожди! Зачем ты…?

— За ним! — скомандовал профессор, поманив меня торопливым жестом.

Дорогу нам перегородило невесть откуда взявшееся серебристое такси. Пока мы его обходили, фигура скрылась в переулке. Я на ходу застегивала распахнутый плащ.

— Скорее! — поторапливал меня Франческо.

Ряженый двигался странно: точно на коньках скользя по воздуху. Расстояние между нами увеличивалось. Франческо за руку тянул меня следом. Я не видела, куда наступаю, и шлепала прямо по лужам. Платок на голове развязался, так что пришлось стащить его и смять между пальцами.

Динь-динь-динь, — звенели бубенцы венецианской маски в сотне метрах впереди. Сквозь туман я не разбирала дороги. Идентичные переулки извивались, сливались и размноживались, как линии времени. Фонари слабо освещали каменные стены и оконные ставни, запертые на задвижки. В проулках корчились тени, со стороны мусорных баков доносилось копошение и жадное чавканье. Едва поспевая за ускользающим незнакомцем, мы пересекли мост. Отражая огни города, вода Арно сияла языками пламени.

Мы неслись сломя голову, боясь потерять из виду путеводную звезду — золотую маску. Наконец, выбившись из сил и едва дыша мы остановились у скромной церквушки с ухоженным палисадником.

— Мы потеряли его, — виновато огляделся Франческо. — Я видел его здесь, у церкви. Но это внутренний дворик, отсюда дороги нет, впереди тупик.

Я застонала, хотя в глубине души была счастлива, что все равзрешилось именно таким образом. Тем временем Франческо прищурился, разглядывая что-то у меня за спиной.

— Что это… вон там, у ограды? Видишь?

Подойдя ближе к прутьям решетки, мы увидели жалкий белый комочек, распластанный по мокрой брусчатке. Мертвого щенка в голубом ошейнике.

========== Глава 5. Sua cuique persona ==========

На этом записи обрывались. Перевернув последнюю страницу дневника, я заметила, что мои пальцы дрожат. Я не чувствовала стыда, узнав подробности маминого романа, потому что не могла всерьез поверить, что прочитанные мной строки принадлежат ей. Образ девушки, соткавшийся у меня перед глазами, не имел ничего общего с образом матери, который я с рождения несла у сердца. Та Анна из дневника, влекомая страстями и саморазрушением, вовсе не была Анной, которую знала я — хранительницей домашнего очага, безупречной женой и истинной леди. Эти образы не то что не накладывались друг на друга — они даже не пересекались.

Я набрала сообщение Алле и предложила ей встретиться завтра в кафе на Малой Морской. Мы с сестрой не были близки настолько, чтобы проводить выходные вместе, поэтому прочитав мое сообщение, она перезвонила в ответ:

— Что такое, Поль? Что-то случилось? — даже сквозь помехи метро на другой линии было слышно, насколько встревоженно звучал ее голос.

— Все в порядке… Почти. Это касается мамы. Я нашла кое-что, и мне очень надо с тобой поговорить.

— Что с мамой? Что ты нашла?

— Это насчет ее прошлого, — прошептала я.

— Мы можем поговорить по телефону? — устало спросила Алла. — У меня вообще-то теннис и гончарные курсы в воскресенье.

— Можно и по телефону, — уступила я, боясь, что даже если сестре что-то известно, она сможет это спрятать за непринужденным тоном. Но я сгорала от нетерпения, и выбора не оставалось.

— Я перезвоню через десять минут.

Она перезвонила через двадцать. К тому времени я успела еще раз пролистать дневник, уделяя особое внимание отдельным моментам. Только теперь я заметила, что часть страниц была вырвана.

— Ну? — сказала Алла, когда я подняла трубку.

— Антилопа гну. Ты знала, что мама училась на художника?

— Во Флоренции? Конечно знала. И?

— Ты знала?! — чуть не подпрыгнула я. — И картины видела?

— Какие картины?

— Ее картины! В кладовке.

— А-а, э-эти картины. Конечно, видела. Еще когда мне лет восемь было, когда мы с тобой играли в кладовке в «Остров сокровищ». Да ведь и ты их видела тогда, неужели не помнишь? Ничего себе такие, да?

— Да просто шикарные картины! Я ничего такого не помню, а ты, значит, знала и ничего мне не сказала… — укорила ее я. — А знаешь, почему мама бросила рисовать?

К моему удивлению, Алла замолчала. А когда заговорила, голос ее звучал неестественно и так тихо, что едва улавливался за стуком колес и гулом вагона.

— Кто его знает наверняка что там случилось. Думаю, она просто потеряла свой внутренний драйв.

— Ну-ка колись. Родители ведут себя очень странно.

— Только не вздумай приставать к ним с расспросами, балда!

— Почему это? — насторожилась я.

— Да там о-очень запутанная история, поверь мне.

— Расскажи. Пожалуйста.

— Ох, я бы с радостью, Поль, но я обещала маме не посвящать тебя в это, — вздохнула Алла.

— Слушай, я уже знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Я нашла мамин дневник.

— Дневник?.. — недоумение в ее голосе подсказало мне, что о дневнике она слышит впервые.

— Да. В обувной коробке, — с гордостью выложила карты на стол я, довольная, что хоть в чем-то ее опередила. — Там мама пишет как раз о периоде во Флоренции.

— Да? — мрачно переспросила Алла. — И что же она там пишет?

— Всякое… Например, о маньяке в маске, который ее преследовал…

— Ладно, Поль, — перебила меня сестра. — Встретимся в том кафе в воскресенье, как ты и предложила. Я перенесу теннис на четверг. Захвати дневник, окей?

— Окей. До встречи.

Как всегда, Алла дала отбой до того, как я успела попрощаться.

И мы встретились в кафе, где полы были выложены бордовыми плитами в белую крапинку, в