народное собрание, где, выйдя на ораторскую трибуну, стал рьяно обвинять Марция, а также убеждал народ сместить его, используя всю свою силу, если он не пожелает добровольно отказаться от должности.

LIX. Когда же Марций поднялся для защиты, то со стороны окружения Тулла разразился громкий крик, мешавший говорить. И вслед за этим, крича «бей» и «кидай», самые дерзкие окружают его и забивают камнями до смерти. А пока он лежал на площади на земле, то и присутствовавшие при несчастье, и пришедшие после этого, когда он уже был мертв, стали сокрушаться о судьбе человека, получившего от них столь нехорошее вознаграждение, перечисляя все, в чем он был полезен обществу. И они жаждали схватить совершивших убийство как зачинщиков беззаконного и опасного для общин дела: убивать кого-либо без суда по кулачному праву, да к тому же верховного военачальника. 2. Но более всего негодовали участники его походов, и они решили, поскольку не смогли предотвратить беду при его жизни, воздать надлежащую благодарность после смерти, собрав на площадь то, что было необходимо для почести, причитающейся доблестным людям. 3. Когда же все было готово, то, возложив Марция в одеянии главнокомандующего на украшенное превосходнейшим образом ложе и распорядившись нести перед его носилками добычу, вражеские доспехи, венки и памятные изображения городов, которые он захватил, самые прославленные в военных делах юноши подняли носилки и, доставив в наиболее знаменитое предместье, установили на подготовленный костер, причем весь город провожал тело с рыданиями и слезами. 4. Затем, заколов в честь него много скота и принеся в жертву первинки от всего остального, что люди жертвуют для погребальных костров царям или предводителям войска, наиболее преданные Марцию остались там, пока не погасло пламя, и после этого, собрав останки, похоронили их на том же месте, соорудив замечательный памятник в виде высокого кургана, насыпанного множеством рабочих рук[931].

LX. Такая вот смерть выпала на долю Марция, человека, который и в военных делах был лучшим из сверстников, и во всех удовольствиях, которые властвуют над юношами, воздержанным. Он следовал справедливости скорее не по принуждению закона в силу страха перед наказанием и вопреки собственной воле, а добровольно и будучи по природе склонным к ней, и, не считая уделом доблести всего лишь ни в чем не грешить, не только сам старался воздерживаться от всякого зла, но и полагал необходимым побуждать к тому же остальных. 2. Он был великодушен и щедр, и более всех готов помочь в том, в чем нуждался любой из его друзей, всякий раз как узнавал об этом. В политической деятельности он выглядел не хуже любого из сторонников аристократии, и если бы мятежная часть общества не помешала его политическим мероприятиям, то римское государство достигло бы благодаря им величайшего усиления могущества. Но ведь невозможно было, чтобы все добродетели одновременно оказались в человеческой природе, и никогда не родится от смертного и бренного семени кто-либо совершенный во всем.

LXI. Поэтому божество, даровав ему эти доблести, добавило к ним также злосчастные недостатки и заблуждения. Ведь не было ни мягкости и веселости в его характере, ни обходительности в приветствиях и обращениях к согражданам, ни даже миролюбия и умеренности в страстях, когда он гневался на кого-нибудь, ни обаяния, украшающего все человеческие дела; напротив, он всегда был суровым и строгим. 2. Именно это вредило ему во многом, но более всего чрезмерная и непреклонная строгость в отношении права и соблюдения законов, не допускающая никаких уступок требованиям разумности. Истинным, по-видимому, является высказывание древних философов, что нравственные добродетели заключаются в умеренности[932], а не в крайностях, особенно же — справедливость[933]. Ведь по своей природе она не только лишена надлежащей меры, но и переступает ее, становясь бесполезной самим ее обладателям, а порой причиной великих бед, и ведет к достойной сожаления смерти и непоправимым несчастьям. 3. Таким образом, не что иное, как строгая и крайняя справедливость явилась тем обстоятельством, которое изгнало Марция из отечества и сделало для него бесполезными остальные блага. Ведь, тогда как следовало в разумном идти на компромисс с плебеями, уступать в чем-нибудь их желаниям и тем самым достичь главенства у них, он не захотел делать это, но, возражая против всякой несправедливости, навлек на себя ненависть и был ими изгнан. Или, когда можно было сразу же, одновременно с окончанием войны, сложить с себя командование у вольсков, переселиться куда-нибудь в другое место, пока родина не даст ему разрешения вернуться, и тем самым не сделать себя целью для козней врагов и невежества черни, Марций не счел это достойным. Полагая, что он, облеченный ответственностью, должен предоставить свою личность тем, кто доверил ему власть, и, дав отчет в том, что свершил во время исполнения должности, подвергнуться законному наказанию, если окажется виновным в каком-либо прегрешении, он все же получил не лучшую награду за свою крайнюю справедливость.

LXII. Конечно, если вместе со смертью тела одновременно умирает и некая субстанция души, чем бы это ни было, и ничто нигде более не сохраняется, то не знаю, как мне признать счастливыми не вкусивших никакого блага от своей доблести, а, напротив, погибших из-за нее самой. Если же наши души, возможно, вечно бессмертны, как полагают некоторые, или существуют какое-то время после освобождения от тел (души доблестных мужей — наибольший, а души дурных — наименьший срок), то достаточной почестью тем жившим добродетельно, кому противодействовали обстоятельства судьбы, явились бы хвала со стороны живущих и память, сохраняющаяся длительное время. Это и произошло с данным человеком. 2. Ведь не только вольски оплакали его смерть и все еще почитают Марция как одного из самых доблестных людей, но и римляне, когда узнали о его гибели, объявили траур для частных лиц и государства, сочтя это известие величайшим бедствием для граждан. А их жены, что в обычае у них делать при похоронах друзей и родственников, сняв с себя золото, пурпур и все остальные украшения, облачились в черные одеяния и оплакивали Марция в течение года. 3. И хотя после его смерти до настоящего времени уже прошло около пятисот лет, память об этом муже не угасла, но он все еще прославляется и восхваляется всеми как благочестивый и справедливый человек.

Итак, угрожавшая римлянам опасность от вторжения вольсков и эквов под водительством Марция, ставшая крупнейшей из бывших до нее и едва не приведшая к уничтожению всего государства до основания, разрешилась таким вот образом.

LXIII. А несколько дней спустя[934] римляне, выйдя в