желание погостить у Фрэнка на ранчо и попробовать найти работу на летний сезон в одной из туристических ферм Нью-Мексико. «Его дух все еще неуравновешен, — писал Роберт, — и я не берусь с очевидностью предсказать, что может случиться в июне».

Личная секретарша Роберта Верна Хобсон возмутилась: «Какая пощечина оставлять его одного. Он [Питер] невероятно восприимчив. Я полностью на его стороне». Хобсон высказала Роберту все, что об этом думает, но Китти уже приняла окончательное решение. Хобсон полагала, что разлука стала переломным моментом в отношениях Питера с отцом. «Наступило время выбора, — сказала Хобсон, — между Питером, которого он очень любил, и Китти. Она поставила вопрос ребром: или я, или он, и Роберт из-за обета, данного Богу или самому себе, выбрал Китти».

Глава тридцать девятая. «Это была настоящая сказка»

Роберт был очень кротким человеком. Я его обожала.

Инга Хииливирта

Начиная с 1954 года Оппенгеймеры по несколько месяцев в году жили на крохотном островке Сент-Джон, входящем в группу Виргинских островов. Роберта окружала потрясающая, первозданная красота, и он наслаждался добровольной ссылкой, ведя жизнь изгнанника, отторгнутого обществом. Говоря словами поэмы, которую он написал во время учебы в Гарварде, Роберт нашел на Сент-Джоне «свою темницу». Атмосфера острова восстанавливала его силы, как несколько десятилетий назад это делали поездки в Нью-Мексико. Во время первых посещений Оппенгеймеры останавливались в небольшой гостинице Эрвы Булон у залива Транк-Бей в северной части острова. В 1957 году Роберт купил два акра земли на берегу Хоукснест-Бей, прекрасной бухты на северо-западной оконечности острова. Участок примыкал к мощному скальному выступу, который Роберт в шутку назвал Вершиной Покоя. Вдоль плавного изгиба пляжа с белоснежным песком росли пальмы, в бирюзовых водах обитали рыбы-попугаи, синие хирурги, груперы, периодически наведывались стаи барракуд.

В 1958 году Роберт нанял известного архитектора Уоллеса Харрисона, привлекавшегося к проектированию таких примечательных сооружений, как Рокфеллер-центр, здание ООН и Линкольн-центр, чтобы сделать проект скромного пляжного коттеджа — карибской версии «Перро Калиенте». Однако нанятый Робертом подрядчик залил фундамент не в том месте — слишком близко от линии прибоя (подрядчик оправдывался тем, что топографический план сжевал осел). После окончания строительства коттедж состоял из одной большой прямоугольной комнаты длиной 18–20 метров на бетонном фундаменте. Помещение делила на гостиную и спальню стенка высотой всего 1,2 метра. Полы облицевали красивой терракотовой плиткой. В глубине постройки находилась хорошо оборудованная кухня и маленький санузел. Окна со ставнями впускали солнечный свет с трех направлений. Передняя часть коттеджа с видом на бухту оставалась полностью открытой шуму моря и теплому пассату. Таким образом дом имел всего три стены. Жестяную крышу можно было опускать, прикрывая ей переднюю часть дома в сезон ураганов. Оппенгеймеры назвали свое жилище «Восточный валун» по аналогии с большим яйцеобразным валуном, притаившимся на Вершине Покоя.

В ста метрах от них жили единственные соседи — Роберт и Нэнси Гибни. Это они с большой неохотой, поддавшись на уговоры Оппенгеймера, продали ему участок. Гибни жили на острове с 1946 года, когда за смешные деньги приобрели семьдесят акров на берегу Хоукснест-Бей. Боб Гибни, бывший редактор «Нью рипаблик», вынашивал литературные амбиции, но чем дольше жил на острове, тем меньше писал.

Жена Боба Нэнси происходила из зажиточной бостонской семьи. Это была элегантная женщина, одно время работавшая редактором журнала «Вог». Имея трех детей и скудный регулярный заработок, Гибни были богаты землей, но бедны деньгами. Впервые Нэнси Гибни повстречалась с Оппенгеймерами во время обеда в гостинице «Транк-Бей» в 1956 году. «Они явились в обычной для туристов одежде, — потом писала она, — хлопчатобумажных рубахах, шортах и сандалиях, но едва ли были похожи на людей — слишком хрупкие и бледные для этого мира. <…> Китти больше мужа походила на человека, однако казалось, что все ее лицо занимают черные глаза. Голос у нее для такой крохотной грудной клетки был слишком низкий и хриплый».

После того как их представили друг другу, Китти спросила Нэнси: «Вам не жарко в такой пышной прическе?» Нэнси это замечание показалось «потрясающе грубым». А вот Роберт ей поначалу нравился. Он был «удивительно похож на Пиноккио с порывистой походкой, словно его, как куклу, дергали за ниточки. Зато в манерах не было ничего деревянного — он испускал теплоту, участие и вежливость пополам с клубами дыма из трубки». Когда Роберт вежливо поинтересовался, чем занимается ее муж, Нэнси объяснила, что он временами работает у Лоренса Рокфеллера в отеле.

«Он работает у Рокфеллера? — переспросил Оппенгеймер, попыхивая трубкой. И затем, понизив голос, пошутил: — Мне тоже, бывало, платили за вредоносную деятельность».

Нэнси прониклась к Роберту благоговением. Она никогда прежде не встречала таких чудны́х людей. Через год Оппенгеймер уговорил семейство Гибни продать ему участок под коттедж. Весной 1959 года, когда строители все еще возводили новый дом, Китти написала Нэнси Гибни о желании приехать на Сент-Джон в июле и пожаловалась, что им негде остановиться. Вопреки здравому смыслу, Гибни предложила им комнату в своем большом доме на пляже.

Через несколько недель Оппенгеймеры прибыли с четырнадцатилетней дочерью Тони и ее одноклассницей Изабель. Китти заявила, что девочки будут спать в палатке, которую они привезли с собой. Потом сказала, что на все лето они, пожалуй, не останутся, но месяц поживут. Нэнси Гибни была ошарашена: она рассчитывала принимать гостей только несколько дней. Это было начало «семи гадких, шумных недель», как потом назвала этот период Нэнси, полных размолвок, недоразумений и настоящих ссор.

Мягко говоря, Оппенгеймеры были неудобными гостями. Китти по обыкновению не ложилась спать полночи, часто воя от болезненных «приступов панкреатита». Выпивка лишь усугубляла ее мучения. И она, и Роберт «были большими любителями выпить и покурить в постели». Каждый вечер Китти рылась на кухне в поисках драгоценного льда для напитков. Нэнси Гибни иногда будили «частые ночные кошмары» Роберта. Полуночники обычно просыпались только к полудню.

Однажды августовской ночью Китти в третий раз разбудила Нэнси шумом на кухне, где с фонариком искала лед. Поднявшись, чтобы посмотреть, в чем дело, Нэнси наконец не выдержала: «Китти, человеку, пьющему всю ночь, лед не нужен. Возвращайтесь в свою комнату, закройте за собой дверь и не выходите, даже если будете умирать».

Китти некоторое время смотрела на Нэнси, потом изо всей силы ударила ее фонариком. Удар прошел мимо и лишь оцарапал хозяйке дома щеку. «Я ухватила ее за плечо и затолкала обратно в комнату, потом захлопнула и забаррикадировала дверь», — написала в