Потом Крей, его уже несколько раз бомбили. Аккордеоны вагонов. Хочется поиграть на этих гармошках живую и радостную мелодию совершенного разрушения. Раздутые животы локомотивов, продырявленные и изрезанные, зияют кольцами внутренностей изогнутых труб. Рельсы и стрелки вдавлены в распаханную бомбами землю. Повсюду гигантские воронки. Добротное американское серийное производство. Я проехал уже 60 километров. Останавливаюсь, устраиваюсь в небольшой роще и ем. Во рту пересохло, и вино кажется вдвойне вкуснее. Я ложусь и укрываюсь, потому что холодно. Дремлю. В кустах чирикают птички, и жуки, прогуливаясь по сухой траве, издают пронзительные звуки. Тишина полная. Я проваливаюсь в тяжелый полусон и просыпаюсь в полдень. Пасмурно. Где-то жужжат самолеты. Ежедневная однообразная музыка, разбавленная барабанной дробью. Еду дальше. Дорога ведет по сухим полям. Хоть бы немного дождя. Мне нужен дождь, будто я сам растение. Мне жалко каждый колосок, каждую травинку. Посреди этой засухи нагло горят алые маки, усиливая чувство засухи и жажды. В начале второго подъезжаю к дому M. Они обрадовались моему приезду. Она, смеясь своими прекрасными глазами, говорит: «У нас вы отдохнете». Ой, отдохну. Наконец-то. Я съедаю большую тарелку русских вареников{13} и запиваю их компотом из ревеня. После обеда ложусь и засыпаю. Просыпаюсь под вечер. Солнце садится за лес, распогодилось. Над нами пролетают две эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, окруженных со всех сторон истребителями. Они сверкают и воют. Стадо овец, охраняемое лающими овчарками.

Вечером по радио: марш на Рим. Немцы разбиты, сдались Веллетри и Вальмонтоне{14}. Перед сном снова двухчасовой концерт двигателей, однообразный и непрерывный. Это совершенно невероятно, сколько они всего произвели. Только для того, чтобы проиграть войну.

3.6.1944

В пять часов утра пришел мясник. Высокий тощий француз. Я встал вместе с М. и решил присутствовать при экзекуции. Свинья не желала выходить из свинарника. Она совершенно точно почувствовала мясника. Ее привязали за заднюю ногу к стойке, M. сел на нее верхом и держал. Она визжала. Учитывая, что убой был незаконный, ее поведение не выдерживало критики. Удар чеканом в лоб. Упала со стоном (описание, как у Золя). Удар длинного ножа в сердце и фонтан крови.

М. подставила большую кастрюлю и помешивает кровь, чтобы не свернулась. Для зельца с кровью и для кашанки{15}. Бедный Микусь скончался. M. говорят, что это последняя свинья. Больше они уже не будут откармливать, ведь англичане скоро высадятся. Теперь все говорят об этом: «Не стоит, скоро высадка». Останки Микуся обкладывают соломой и поджигают, чтобы опалить щетину и грязь. Та же операция повторяется с жирной тушей на другом боку. В утренней прохладе я с удовольствием греюсь у бездымного огня. Мне хорошо и спокойно. После того как свинью опалили, ее надлежит выскоблить жесткой щеткой и тщательно очистить острым ножом. Задние ноги надрезают и из-под кожи извлекают сухожилия. Они настолько крепкие, что подвешенные на них с помощью специальной лесенки 140 кило мертвого веса держатся отлично. Лестница с висящим поросенком упирается в стену. Длинное кесарево сечение. Мочевой пузырь. Теплые внутренности падают в кастрюли. Вонь. Свитки сала сразу идут на стол, где М. режет их и бросает в котел на огне. Мы завтракаем. Яичница, хлеб, кофе с молоком. Мясник очищает кишечник, 18 метров тонких кишок и толстые серо-голубые кишки на зельц. Грязная работа. Как из тюбика он выдавливает из них грязь и промывает горячей водой. Свинья замечательная. Сало толщиной в четыре пальца. Голова, печень, почки, легкие и сердце отправляются в большой котел на заднем дворе, под которым разводят огонь. Мясник разделывает мясо. Мы сразу принимаемся за работу. Переднюю часть туши нарезаем на сухую колбасу. Делаем много колбас, потому что если приземлятся, то, может быть, придется бежать… Не от НИХ. От немцев, которые будут забирать мужчин. После обеда делаем колбасы, ливер, зельц и кашанку. Мяса вокруг было столько, что есть не хотелось. Пьем только «кофе» и едим хлеб с маслом. Солим мясо в бочке и охотимся на больших мух, которые пытаются осчастливить нас потомством. Но день холодный, так что все сохранится. Заканчиваем в полночь.

Завтра или послезавтра будут в Риме. Мы слушаем станцию под названием «Soldatensender Calais»[824]. Диверсионная станция на английском языке, превосходная в своем роде. Похоже, ее организовали отличные специалисты совместно с английской разведкой. По слухам, немцы оторваться от нее не могут. В Италии разгром.

4.6.1944

Воскресенье. Уставшие, мы долго спали. На завтрак «кофе», хлеб с зельцем, ливерной колбасой и снова «кофе». Я объелся. Потом взял одеяло и пошел в лес поваляться на солнце. Тепло. Дремал до обеда. На обед жареная печень. Опять объелся. Вечером ужин и радио. Рим взят. Весь день сегодня летали английские истребители, контролируя шоссе и обстреливая грузовые автомобили. Летают на высоте 10–15 метров над землей. Чувствуют себя как дома. Ни одного немецкого самолета. Неплохо.

5.6.1944

Англичане охотятся с самого утра. Гладкие машины выскакивают из-за леса, берут препятствия, как лошади, ревут и исчезают. То громче, то тише, рев двигателей похож на лай. В десять часов утра я лежал в лесу около вокзала. Приехал паровоз, чтобы забрать товарные вагоны с каким-то грузом, не знаю с чем. И они тут как тут. Полетали вокруг, чтобы люди успели уйти, и потом художественно их прошили. Две строчки, чудесно зашипел пар, и готово. Машинист был вне себя от восторга. Сколько радости в этом разрушении. Я ловлю себя на том, что паровозы и другие средства «передвижения» кажутся мне смешными, если не сказать кощунственными. Завидую летчикам. В голову приходят исключительно слова типа «в пыль», «в порошок», «в прах», «вдребезги». Аж искры летят.

После вчерашней солнечной погоды сегодня опять дождь. Я лежу на кровати и с удовольствием слушаю монотонное хлюпанье и барабанную дробь в водосточных трубах. Жадно пью воду, настоянную на травах.

6.6.1944

Я выехал около десяти утра, нагруженный салом, яйцами, маслом и колбасой. Погода переменная. Солнце, ветер, облака, проливные дожди и холод. И снова минутка солнца. Я сменил маршрут. Муи, Бомон, Париж. На основных дорогах может быть «слишком жарко». Опять летают с самого утра целыми стаями.

Дорога гористая, красивая. Огромные леса гигантских грабов. Неглубокие долины похожи на сады. Мне хочется начать отмахиваться от самолетов, как от комаров. Кажется, что через миг они меня облепят. В Бомоне переправляюсь через Уазу на лодке, вчера разбомбили все мосты. У берегов плавает дохлая рыба. Мой перевозчик рассказывает, что после вчерашней бомбардировки железнодорожного моста они наловили больше 500 кг рыбы. Сегодня весь Бомон