Изамери, держа в левой руке нож, в правой саблю, продолжил идти.

Элен, как будто не понимая, что «бычок» говорил о ней, смотрела на пирата с каким-то отчаянным восхищением.

— Стой! — Рявкнул Дюрон и, отшвырнув тряпку, положил испачканную кровью левую руку Элен на лоб. — Клянусь богом, я сейчас убью её.

Изамери сделал еще шаг и остановился в паре метров от лежащего на спине Галкута. Пират неотрывно глядел Элен в глаза.

И Элен тоже не могла оторвать от него глаз. Это был запредельный человек, немыслимо сказочный человек, абсолютно безжалостный и абсолютно свободный. Он никак не укладывался в доселе ей известную реальность. Казалось он сродни Хишену, но в отличие от последнего Изамери не вызывал у неё никакого омерзения. В его ауре не было никаких «зловонных» извивающихся образований, ничего такого, что говорило бы о сумасшедшей злобе, всепроникающей алчности и извращенном сластолюбии, как то было у главы Гроанбурга. Изамери любил жизнь, но готов был к смерти в любую минуту, он был безжалостен, но не жесток, страдания других оставляли его равнодушным, но и не приносили удовольствия. Он был воин, но не насильник, он был эгоист, но не садист. Наверно как-то так рисовала девочка себе его образ. Образ, который одной мимолетной мыслью, благодаря причудливому выверту сознания прочно связался с образом Деда Мороза. И не в силах отвести взгляд от этого вырезанного ветрами, солнцем, сталью и морем лица, она почти забыла о том, что ей грозит смертельная опасность.

Изамери поднял взгляд на Дюрона.

И на этот раз Элен уже не сомневалась, что чувствует как дрожат руки «бычка».

— Сименг. — Резко крикнул Вертел. — Сименг!! — И быстро оглянулся за спину, в сторону притихшего возле младшего брата Принца. И тут же снова уставился на пирата, боясь надолго терять его из виду. — Беги за отцом и дядей, пусть они срочно идут сюда. И пусть лекаря прихватят. Живей!

Принц послушно направился к тропинке.

Вертел сглотнул, Элен почувствовала, что его качнуло.

— Слушай, И-Изамери, — заговорил он, запинаясь и пытаясь заставить свой голос звучать спокойно. — Сейчас ты вернешься туда, откуда пришел. Как только ты исчезнешь за холмом, я отпущу девчонку. Клянусь королевской квинтой. Она пойдет куда захочет. Я больше не прикоснусь к ней.

Но Изамери казалось не слышал его. Он глядел на него холодно и отрешенно.

— Отпусти её, — сказал он. — Просто отпусти её и, клянусь безумной Кайхорой, я не трону тебя. Убирайся на все четыре стороны, прихватив своих единоутробных выродков. Я не стану тебе мешать. Отпусти крысёныша и все останутся живы. Но если она сдохнет, то клянусь черной шляпой Марли, я вырежу весь ваш поганый род. Я зарублю всех твоих братьев, твоего отца и твоего дядю. Но не тебя. Ты будешь умирать долго. День за днем я стану отрубать по кускам твои ноги и руки пока ты не превратишься в то, что людоеды с Зеленых островов называют «калдуга», то есть «мешок с дерьмом». Я зашью твои обрубки и буду таскать тебя за волосы. Я привяжу тебя голым к своей лошади и отвезу тебя в славный город Гирам, где сторгую тебя какому-нибудь местному чернокнижнику с тем условием, что прежде чем он вытянет из тебя все нужные ему жилы и потроха, он пару месяцев подержит тебя в яме с жуками-резчиками, которые устроят в твоем теле свои гнезда, выедая твою гниющую плоть. Если ты не веришь мне, то давай, ломай крысенышу шею и я докажу тебе что держу своё слово. А можешь просто отпустить её и через полчаса уже будешь сидеть у костра, есть запеченную свинину и пить медовый эль. Выбирай.

Элен чувствовала страх стоявшего рядом мужчины так, словно он излучал его как тепло. Его рука у неё на лбу казалось стала еще более липкой и горячей. Его правая рука еще крепче вцепилась ей в шею. При этом она видела, что Изамери ничуть не шутит и действительно намерен выполнить всё что сказал. Элен решила, что Дюрон и рад бы её отпустить, но теперь он боится того, что жуткий пират не выполнит своего обещания и нападет на него как только она окажется вне опасности.

В следующий миг поляну заполнили звуки шагов и голоса людей. Вертел, не выпуская девочку, быстро обернулся. К ним спешили вооруженные мужчины и среди них, всё в той же белоснежной тунике, взволнованная Нейра.

— Стойте! — Заорал Дюрон и хромая начал отступать, чтобы держать в поле зрения и новоприбывших и Изамери. — Я сказал стоять! Я ей шею сломаю! Клянусь всеми богами!

Из толпы мужчин выделился один. Ему было лет сорок. Высокий, статный, облаченный в элегантный, подогнанный по фигуре наряд, в роскошном кремовом плаще, ниспадающем с широких плеч, он производил впечатление властного и решительного человека. Его вытянутое, худое, с тонкой нитью усов и аккуратной треугольной бородкой смуглое, горбоносое лицо, в обрамлении длинных, прямых, тщательно уложенных темно-русых волос с идеальным пробором несомненно можно было бы счесть красивым, если не обращать внимания на некоторую заостренность его черт, в которых казалось сквозили жесткость и упрямство. «Его лицо подобно шпаге», всплыло неизвестно откуда у Элен в голове.

Он остановил своих товарищей и, подняв левую руку в успокаивающем жесте, сделал несколько шагов навстречу Дюрону.

— Ты, парень, главное не дури, — звучно сказал «шпаголицый». — Я Уэлкесс, начальник охраны каравана. И просто хочу с тобой поговорить. Как там тебя… «Кочерга» что ли?

Элен, не сдержавшись, нервно прыснула. И впервые обратила внимания на боль в левой стороне лица, куда угодила нога Бульдожка. Уэлкесс на секунду перевел взгляд на девочку, едва заметно, ободряюще ей улыбнулся, и снова посмотрел на Дюрона.

— Вертел, — хмуро поправил тот.

— Ну да, точно. — Начальник охраны сделал еще пару шагов по направлению к Дюрону. — Ты, Вертел, главное не горячись. Остановись и подумай. Как тебе лучше всего поступить. Пока еще не случилось ничего страшного. Ничего непоправимого. И тебе сразу станет ясно, что лучше всего просто отпустить девчонку. Просто отпусти её и всё будет хорошо. Ну подумаешь намяли друг другу бока, с кем не бывает. Это не преступление. Разошлись и забыли. — Уэлкесс шагнул вперед. — А если ты причинишь этому ребенку вред, то ты моментально сделаешь всех нас висельниками. И ради чего? Из-за глупой детской куклы, которую не поделили малыши? — Он сделал еще шаг. — И какой тебе смысл ломать ей шею? Сделаешь это и тут же примешь смерть лютую и беспощадную. Отпустишь её, перевяжем твоих