Шрифт:
Закладка:
– Чем же торговал твой почтенный приёмный отец? – спросил Эврих.
– Он мельник, – ответила Рейтамира. – У него мельница на Берёзовом ручье. Он покупал корову. И ещё украшения дочерям. А я за ними присматривала, пока не подросли…
Первые дни после бегства из деревни Рейтамира всё больше отмалчивалась, не смела сказать лишнего слова своим неожиданным заступникам и лишь робко пыталась им услужить. Только с Сигиной она оживала, даже смеялась. Когда однажды она запела, выяснилось, что у неё редкостный, замечательный голос. И память, хранящая множество старинных баллад. Иннори слушал с горящими глазами, забывая о своих несчастных ногах. Эврих, которому молодая женщина явно очень понравилась, всё пытался её разговорить, и дело постепенно шло на лад. Зато с Волкодавом она за всё время не сказала двух слов. Попросту не поднимала перед ним глаз. Венн знал, почему. Рейтамира достаточно видела сперва в деревне, а потом и на пустоши. Она помнила, что он заставил считаться с собой четверых привычных к дракам мужчин, конных и при оружии. А потом играючи задал очень жестокую трёпку её мужу, Летмалу. Чью безжалостную силу она слишком хорошо знала… Как не бояться такого страшного человека?
Венну было обидно. Летмал Летмалом, но с чего бы женщине бояться его?… К тому же он хотел вызнать у неё, кто такой Сонмор. Он подговорил Эвриха спросить, но оказалось, что о Сонморе Рейтамира имела самое смутное представление. Жалко.
Волкодав стал думать над её последними словами. Про мельника, который покупал украшения родным дочерям, а приёмную, как не нужна стала ухаживать за малыми, мигом сбыл с рук. Умницу и красавицу – за остолопа, которому простительно было не нажить ума, но вот совести…
Чего ещё ждать от мельника. Мельники, они, по глубокому убеждению венна, были все таковы.
– Рейтамира! – обратился к молодой женщине проснувшийся Иннори. – Расскажи что-нибудь!
– Глухими ночами, когда не видно звёзд, а в траве сиротливо шуршит ветер, эту легенду шёпотом передают у пастушеских костров… – с готовностью начала Рейтамира. – Моряки же, уходящие в плавание, творят охранительные знаки и каются в малейшем грехе, стоит им только вспомнить о Всаднике… Это сказание про человека, который воззвал к Богам и молился о мести… И Боги сделали то, о чём он Их попросил!
– Где это было? – спросил Иннори.
– Это было так давно, что люди даже и не помнят, где именно. Редко вспоминают теперь эту легенду, ибо Всадник порою неузнанным ходит среди людей и появляется там, где о нём говорят…
– Ага! – сказал Эврих. – Так вот что означает этот странный символ возле берегов Шо-Ситайна!… Принято считать, что он соответствует излюбленному занятию жителей, но я спрашивал себя, с какой стати рисовать лошадь посреди моря?… Рейтамира, ты сможешь потом повторить всё подробно, чтобы я записал твой рассказ?
Она кивнула. И негромко начала петь.
Была любимая,
Горел очаг…
Теперь зови меня
Несущим мрак!
Чужого паруса растаял след…
С тех пор я больше не считал ни месяцев, ни лет.
Была любимая
И звёзд лучи.
Теперь зови меня
Скалой в ночи!
Я просыпаюсь в шторм, и вновь вперёд
По гребням исполинских волн мой конь меня несёт…
Была любимая
И свет небес.
Теперь зови меня
Творящим месть!
Со мною встретившись, уйдёшь на дно,
И кто там ждёт тебя на берегу – мне всё равно.
Была любимая
И степь весной.
Теперь зови меня
Кошмарным сном!
Дробится палуба и киль трещит -
Проклятье не поможет и мольба не защитит…
Была любимая
И снег в горах.
Теперь зови меня
Дарящим страх!
Поставит выплывший на карте знак -
Меня там больше нет: я ускакал назад во мрак.
Была любимая,
И смех, и грусть.
Теперь зови меня -
Не отзовусь!
Пока чиста морских небес лазурь,
Я сплю и вижу прошлое во сне – до новых бурь…
Завидная судьба, подумал Волкодав. Охранять свои родные места!… Ради этого и камнем не жалко стать… Ещё он решил, что надо будет непременно купить девочке лютню, а Эврих вздрогнул: ему вдруг послышался из-за деревьев тяжёлый топот копыт…
Как будто венну было мало забот с Канаоновым младшим братишкой, напротив крайнего дома погоста прямо посередине большака, уже ставшего улицей, обнаружился конский след. Ну нет бы прохожим людям его затоптать, истереть в дорожной пыли! Или самому Волкодаву отвлечься, посмотреть куда-нибудь в сторону, не заметить его!… Так нет же. Не истребили, не затоптали, и венн, повинуясь привычке, не раз спасавшей ему жизнь, этот след заметил. А заметив, узнал. След крупного жеребца боевой сегванской породы. Немного хромавшего на правую переднюю ногу после того, как довелось выносить седока из взбесившейся Ренны…
Волкодав вздохнул, начал присматриваться уже намеренно и немало порадовался, обнаружив, что следы не свернули в первый постоялый двор (это был «Дальний»), а потянулись дальше через селение – ко второму. Ворота, как обычно в таких заведениях, стояли гостеприимно распахнутыми. Двое мужчин и две женщины вошли внутрь, и работники, заметив носилки, сейчас же поспешили навстречу.
– Я – странствующий учёный из благословенной Аррантиады, – представился Эврих вышедшему хозяину. – Это мои спутники. А на носилках – мальчик из свиты благородного вельможи, именуемого Альпином из Кондара. Его ранило во время наводнения на реке.
Хозяин был родом южный нарлак, неведомо каким ветром занесённый в эти северные места. Южных уроженцев легко было узнать по светлым волосам, прямым, как солома. Волкодав рассудил, что с юга, возможно, происходил не сам хозяин двора, а какие-нибудь его прадедушки и прабабушки. У тамошнего народа была сильная кровь. Жили ведь бок о бок с чернявыми смуглыми халисунцами и вовсю рожали общих детей. Хоть тресни, сплошь белобрысых.
Между тем белёсые брови хозяина
