но во-первых, для Константина, вопреки всеобщему распаду нравов, не были пустым звуком узы родства и законы гостеприимства. Внешними приличиями он чрезвычайно дорожил, видя в них одну из важных составляющих своего политического образа. Во-вторых, в отличие от Максенция позиции Константина в его провинциях были на редкость прочными и в случае каких либо эксцессов бывший император мог быть вовремя блокирован.

Итак, Максимиану было предложено доживать свой век на роскошной вилле, ни в чем не нуждаясь, но и ни во что не вмешиваясь, для чего предусмотрительный Константин потребовал от своего непрошенного гостя официально и публично подтвердить формулу отречения от власти, что и было сделано. Ожидать «эксцессов» долго не пришлось. Едва Константин отъехал в поход против рапуарских франков и фризов к низовьям Рейна, как Максимиан распространил слух, что он там и погиб, и потому он, Максимиан, вновь принимает императорскую власть. Это была очевидная попытка переворота и узурпации. Но население и гарнизоны хранили верность Константину, и мятеж был сразу же ликвидирован. Тем не менее, Константин поспешил вернуться из похода в Арль. Максимиан успел сбежать, впрочем, недалеко – до Массилия (т. е. Марселя). Здесь он собирался сесть на корабль и, кто знает? куда бы он направился и сколько бы еще бед сумел причинить. Не успел – бывшего императора арестовали.

С Константином лучше было не шутить, когда дело касается власти. Но как быть? Не судить же Максимиана! Эта форма не предусмотрена законом. Но все разрешилось самой собой – загнанный в угол, Максимиан покончил с собой. В истории античного Рима есть множество примеров, когда оказавшийся в тупике политик кончал с собой. Одни вскрывали себе вены, иные, прежде всего полководцы, пронзали себя мечом. Стоит вспомнить Марка Антония, Брута или Кассия. Максимиан повесился, что недостойно римлянина. Быть может, так оно и было. А может, это были сознательно распущенные для дискредитации Максимиана слухи. Но вполне возможно, что смерть бывшего соправителя Диоклетиана не была добровольной. Его память была официально предана забвению. Надо сказать – закономерный финал жизни.

Галлерий – вот кто мог наслаждаться жизнью. Но трудно наслаждаться жизнью, когда империя рушится, а теперь именно Галлерий несет за нее самую большую ответственность. Возможно, будь он человеком легкомысленным, гедонистом, живущим одним днем (подобно Флавию Северу), ничто не мешало бы ему предаваться праздным забавам. «После нас – хоть потоп!» – по этой циничной формуле задолго до короля Людовика XV жило множество римских императоров. Но не тех, что происходили из «Иллирийской династии». А Галлерий был «иллирийцем».

Его образ в исторической ретроспекции двоится: в зависимости от предпочитаемых источников возникает ощущение, что речь идет о двух разных людях. Христианские авторы, из которых наиболее авторитетны Евсевий и Лактанций, рисуют облик не столько даже человека, сколько кровожадного и безнравственного чудовища, не желавшего знать ни милосердия, ни справедливости, ни соблюдения даже внешних приличий. Это исчадие ада, уродливое физически и духовно, забавляется тем, что всех – по малейшему подозрению или даже мимолетному капризу! – распинает, сжигает и отдает на растерзание огромным и свирепым, прямо как он сам, медведям. Христианские историографы возлагают именно на Галлерия основную вину за гонения начала IV века, видят в нем губителя тысяч своих единоверцев и потому не находят в нем (да, собственно, и не ищут!) ничего достойного уважения.

Причины понятны, но слишком уж образ выходит тенденциозный, одномерный, какой-то сказочный в своем однообразном злодействе. Понятен и «художественный умысел» – чем страшнее и темнее будут даны фигуры Диоклетиана, Максимиана и Галлерия (которому, по Лактанцию, «присуща дикость истинного зверя и свирепость, несвойственная римлянам»), тем ярче и возвышеннее личность Константина Великого. Мы же полагаем, что святой и равноапостольный император в такой «жертве» не нуждается. Авторы, представлявшие позднюю античную историографическую традицию, такие, как Секст Аврелий Виктор или Евтропий, не отрицая грубости нрава и некоторой вульгарности поведения Галлерия, указывают на его тяготение к справедливости, выдающиеся способности в сфере военной и административной, а также на то, что он воплощал в себе черты «истинного римлянина».

Лактанций

Кто же прав, Аврелий Виктор или Лактанций? Считается, что Аврелий Виктор был язычником, а потому ненавидел христиан и возвеличивал их гонителей. Возразим: никак не возвеличивал, а пытался разобраться. Кроме того, никаких доказательств, что Аврелий Виктор – язычник, нет. Он – выходец из карфагенского простонародья, сделал отличную карьеру при Юлиане Отступнике, управляя Паннонией, но ведь зато при Феодосии Великом он был префектом Рима. На то время (а это последнее десятилетие IV века) было уже невозможно занять это место на вершине чиновной иерархии, не являясь христианином. Да, это правда – Галлерий однажды подставил христиан, чтобы оправдать перед Диоклетианом свою халатность на начальном этапе в войне с персами. Да, правда и то, что Галлерий весьма последовательно выполнял положение «Августовского эдикта» против христиан. Почему? Да потому, что не различал свою политику от политики тестя – не случайно именно его Диоклетиан видел своим непосредственным наследником.

Кстати, стремясь подчеркнуть чудовищность звериной натуры Галлерия, христианские авторы поздней Античности подчеркивают, что его (Галлерия) боялся даже Диоклетиан, что является очевидным вздором. Галлерий выказывал все знаки почтения ушедшему в отставку тестю, публично признавал его мудрость, неоднократно ездил к нему за советами и совершенно искренне просил его вернуться на трон.

Стоит задаться вопросом: а отличался ли Галлерий какой-либо особой, в сравнении с остальными императорами (не беря, естественно, Констанция Хлора и Константина) свирепостью? С его именем связано приобщение многих христиан к венцу мученичества. Но если приглядеться внимательнее… Три наиболее знаменитые фигуры из мучеников того времени, связываемые обычно с Галлерием – святые Дмитрий Солунский, Екатерина Египетская и Федор Тирон. Их гибель связана отнюдь не с Галлерием, а с Максимианом. Галлерий – политик, и преследования им христиан носили рациональный, политический характер: так было в 303-304 годах. Время довольно скоро показало бессмысленность этой затеи, и Галлерий утратил интерес к теме, а террор заметно ослабел. Затем, в 306-307 годах, во время схватки с Максимианом и Максенцием за Италию, когда их активно поддержали христианские общины, тема эта вновь стала для Галлерия актуальной и отношение к христианам вновь было ужесточено. Этому же способствовало и то, что Константин в своих провинциях также опирался на христиан. Ужесточение – все же не террор. В конце концов, Галлерий был достаточно профессионален, чтобы понять – не христиане способствуют «сепаратизму окраин», а как раз сами «тетрархи».

С тревогой грозный и многоопытный Галлерий обнаружил в пределах своей юрисдикции, т. е. на востоке, электоральную пустоту и отлично понял ее причину: суровую политику против христиан. Политика для таких людей, как Галлерий,